— Тоха, ты сигареты брал?
— Нет.
— А куда же они деваются? Мать, ты что — снова курить начала?
— Нет.
— Тогда — где сигареты?
Я накрывала в комнате стол к обеду. Андрея не было, Тоха с Васькой пришли с речки — мокрые, разгорячённые.
— Так кто же сигареты брал?
Тоха молчал. Он помогал накрывать, суетливо бегая от холодильника к столу.
Мы сели за стол, и я разлила суп по тарелкам.
— Так что, — продолжал Вася-старший, — я, в своём собственном доме, не знаю, куда мои вещи исчезают? Мать, так-то ты курить бросила!
— Я должна оправдываться? — спросила я. — Тоха, ты сигареты брал?
— Нет.
Обед продолжался в молчании.
— Мне бы хотелось, — продолжал Вася-старший, — чтобы ты понял, что если ты молчишь, то этим самым подставляешь другого человека. Вот сейчас — подозрение ложится на мать. И ещё, ты должен увидеть разницу. Когда тебе желают добра, и могут простить, или когда тебя хотят уничтожить. Только дурак не увидит этой разницы.
Вася поднялся и встал, опираясь руками о стол.
— И ещё. Даже последний вор… не будет красть там, где живёт.
И Вася вышел на балкон. Покурить после обеда.
— А по мне, — сказала я, — лучше плохая правда, чем враньё. Меня от этого вечного вранья — уже тошнит.
Очередь мыть посуду была Васьки-младшего. Васька загремел на кухне. Я тоже встала. Тоха остался за столом один. Он сидел, уткнувшись носом в пустую тарелку.
Потом он встал и пошёл к своему креслу-кровати. Подняв подушки, он вытащил завёрнутые в газету сигареты, довольно много.
Тоха вынес сигареты на кухню и положил на холодильник.
— Я… я сигареты брал…
Ему было тяжело. То, что он брал сигареты — было явным, все факты были налицо. Но надо было ещё и сказать. Сказать это — «я»!
— Вот и пусть лежат. Открыто лежат! — сказал муж. — А впрок не собирай, не надо. На всю жизнь — не соберёшь. А нам ты можешь доверять.
А мне ничего не хотелось говорить. Не хотелось встревать в мужские разговоры. И Тоха, я думаю, наслушался женщин, на своём веку.
Тоха схватил сигарету и тоже побежал курить, на другой балкон.
Так они и стояли оба, и курили на своих балконах.
А мы с Васькой сидели на кухне. Васька мыл посуду разбрызгивая воду. А я — просто сидела. Думала. Мысль додумывала.
Думала, думала, и вдруг остановилась. Что-то было со мной не так, как всегда…
Мне не хотелось курить! Вот это да! Вот это — чудо!
Мне не надо было сдерживаться и мучиться — я просто не хотела! Неужели правда?
Неужели правда, Господи? Я боялась поверить.
Я вышла на балкон, подошла к Васе. Потом взяла из пепельницы окурок и размяла его пальцами. Нет, мне не хотелось.
