— А после перевязки я приду к вам ещё раз и всех посмотрю. Смотрите только, чтобы порядок был, а то — всех повыписываю!
— Не надо! Не надо нас выписывать!
— Ладно, посмотрим. Пейте свой чай.
— Ну, как там, на кухне? — спросила меня Наденька, когда я выходила из изолятора.
— Да так…
И я рассказала, как.
— Да, не особенно хорошо.
Наденька помолчала.
Как-то неправильно она молчала. Уж я-то немного изучила Наденьку, и, поэтому, спросила её прямо, в лоб:
— Надя, что ещё случилось?
— Я директора встретила… В столовой. Когда детям еду брала, на изолятор. Ей Люба в красках описывала, как ты вынимала кости из котла.
— А…
— Ну, директриса мне и говорит, вы там передайте Наталье Петровне, пусть свой пыл проверочный поумерит.
— Что? Словечко-то какое.
— Да. Поумерит. А то, говорит, найдётся и на неё проверка.
Я посмотрела на Наденьку. Мне показалось, что она недоговаривает что-то ещё, и это «что-то» — самое важное.
— Надь, что ещё?
— Ничего.
Я тоже помолчала. А что тут было говорить?
В коридоре, при переходе в школьный корпус, я почти столкнулась с директором. Встречи было не избежать. И я снова почувствовала страх…
Опять страх. Липкий, противный.
«Господи, Иисусе Христе, помилуй меня, грешную!» — пробормотала я про себя, а вслух сказала:
— Здравствуйте, Галина Николаевна!
Галина Николаевна повернула ко мне своё лицо, обрамлённое тщательно ухоженными волосами. Она развернулась ко мне — всею своею значительной фигурой, с широкими бёдрами и полными, слегка отёчными ногами.
Она была хорошо, очень достойно одета.
И вся её фигура выражала уверенность в собственных силах и сознание собственной значительности.
И это вызывало уважение.
— А, Наталья! Как там дела у нас? Говорят, Протока отличился вчера?
— Да, упал он вчера, с крыши перехода.
Я удивилась, услышав свой собственный голосок. До чего же елейный. Заискивающий голосок…
— Ну, и как?
— Перелом руки. Скорее всего. Но неосложнённый. Лёгкое сотрясение. Рана на голове.
Я его полечила… рану зашила… (Опять заискиваю!) — Справишься, чтобы в область травму не сообщать?
— Думаю, справлюсь… (Я — молодец! Похвалите меня!)
— Ну, молодец, молодец. Я на урок спешу. Ты что-то ещё хотела сказать?
— Я потом, чтоб не торопясь… (Потому, что я боюсь!)
— Ну, давай завтра, после пятиминутки. А может, и на пятиминутке разберёмся.
— Да, Галина Николаевна! — радостно ответила я.
Как пионер — всегда готов! Что же это со мной, Господи? Что это за страх, что это за паралич? Что это за подлость? Эх!
