Уже перед самым обедом, я, после проведённых с шумом и криком прививок, сидела в своей «келье».
Дверь была открыта, и я просто отдыхала.
В дверном проёме возникла фигура поварихи, Люды.
Поваров, или поварих, у нас две. Вчера была Света, сегодня — Люда.
Света — женщина уже пожилая. Может, не столько пожилая, сколько пьющая. Выглядит соответственно.
У неё ровно столько выговоров, сколько стаканов она может выпить, пока не упадёт под стол. Однако не выгоняют её, жалеют.
Один сын у неё — сидит, а второй, тоже беспутный — не работает, шляется. Наркоман, говорят. Всё тянет из дома.
Свету держат, пока она на смене не запьёт. Она держится, сколько может, потом — начинает пить. Тогда её переводят в посудомойки, на месяц, а потом опять, в поварихи.
За четыре года, что я здесь, это уже случалось четыре раза.
Люда же — ещё молода. Она своенравна, а иногда даже развязна. Может ответить дерзко, грубо. И детям, и воспитателям, и даже — своей дорогой «шефе».
Люда всегда ярко накрашена, а волосы выбелены. На лоб спадает низкая, белая чёлка. С мужем Люда разведена, и занята сейчас тем, что меняет мужиков, налево и направо. Причём ещё и рассказывает об этом, почти без стеснения. И со смехом.
Вот Люда и возникла в дверях.
— Наталья Петровна, вы одна?
До чего же у неё юбка короткая! Неужели она сама этого не чувствует?
— Можно к вам?
— Давай. Что случилось?
— Голова болит. Можно давление померить?
— Давай, померю.
Я достала аппарат, развернула манжетку.
— А вы можете двери закрыть? — неожиданно спрашивает Люда.
— Зачем?
— Закройте!
Когда я закрыла двери, Люда сняла манжетку со своей руки.
— Мне давления не надо. Я хочу вам важную вещь рассказать… Наталья, они тебя сегодня на кухне обманули… «Шефа» тебя надула, как девочку.
— Как? Я же там у вас — опозорилась сегодня ведь по весу — всё сошлось.
— По весу! А кости-то, кости!
— Что — кости?
— Точно, Наталья Петровна, вы не догоняете! Кости-то были — вчерашние! А может, и позавчерашние!
— Как?
— А вот так. Люба говорит утром: сегодня эта дура придёт… вы уж простите, за дуру-то…
— Да ладно, чего уж там.
— Сегодня эта дура придёт, а мы ей устроим полный вес. «Шефа» частенько так делает. Кости поварит, потом из котла вытащит, завернёт, и в холодильник положит. И у неё — всегда всё шито-крыто, и по весу — совпадает. Ни одна комиссия, ни одна СЭС не подкопается.
— Значит, каждый день… Это — килограммов пять-шесть, каждый день…
У меня не было слов. Не то, что слов. Даже не было эмоций. Я машинально собирала в чехол свой тонометр. Дура я, дура. Правда, дура.
