Тем временем Гуреев с трудом перебирается на свою койку. В изнеможении закрывает глаза, откинувшись на подушку. Затихает и уставший Нефедов. Вновь открывается дверь. Появляется Лисин.
— Ну, что, мужики? Завидую вам. Это я тружусь в поте лица. А у вас — во, жизнь! Спи себе сутками.
Гуреев медленно приоткрывает один глаз.
— У нас, ветеринарушка ты наш, только с одной может получиться. При всем желании.
— Что, с одной? — пытается уловить суть сказанного Лисин.
— Сутками спать не выходит. — Гуреев открывает второй глаз. — Одна у нас утка на всю палату. Одна на троих. Благодаря твоим трудам в поте лица. Да и та теперича за занавеской проживает. Прописька у неё там. Толстая криминальная прописька. Постоянная зато! Хрен крякнешь. Горло забито.
— Приплывут скоро и к нам утки, — пробует смягчить ситуацию Лисин. — Уже проплатили. Денег в апреле не было. Кризис, Гуреев. Кризис! Не слышал? Вся экономика ко дну идет. Газеты надо читать, а не кляузы писать.
— Ко дну идет?! — ликует Гуреев. — И немудрено! Поди экономика наша вот на таком судне в море вышла. — Указывает пальцем под кровать. — С какого стапеля его спускали, интересно? И в каком веке? Оно, я думаю, течь давало еще под прыщавой задницей твоего прапрапрадедушки. А, Степашка? Было дело? Запах фамильный до сих пор остался. Не выветрится никак. Характерный уж больно. Фу!
Гуреев демонстративно затыкает пальцами нос и с головой накрывается одеялом.
— У всех характерный, — всё ещё пытается отшутиться Лисин. — Кроме разве что своего. Что такое сверхжадность, знаешь?
— Больным в борщ мясо не класть? — из-под одеяла не ослабляет напор Гуреев. — Хуже, чем на «Потемкине».
— При чём здесь «Потёмкин»? — делано удивляется главврач. — Сверхжадность — это забраться с головой под одеяло и не давать никому нюхать. Ха-ха-ха!
— Потише ржи, пацана разбудишь, — высовывается из-под одеяла взъерошенная голова. — Тем более что несмешно! Да после твоего пайка и нюхать там нечего! Вот, можете убедиться. — Откидывает одеяло. — Ну, что, и нет ничегошеньки. Почему? Да потому, что там, на броненосце, хоть червивое мясо, но было. А у тебя даже червей нет!
Широко распахивается занавеска. Выходит крайне раздраженный Кольцов.
— Он ещё семье моей угрожает, мразь! — Кольцов не может сдержать эмоций. — Операции не будет, Степан Андреевич!
— Будет, Сергей Иванович! — Голос Лисина звучит жёстко.
— Пожалуйста, делайте! — Не менее жёстко парирует Кольцов. — Желаю успеха.
