Черт меня дернул обратиться к Маршаллу:
- Предположим, ты разобьешься, и тебе понадобится нога. Ты возьмешь ее у Чарлза? Или проведешь остаток жизни калекой?
- Если честно, - тихо произнес Дуг, - не знаю. И надеюсь, не узнаю никогда.
2
Перед первыми гонками я заразился спортивной горячкой. До сих пор у меня не было ни малейшего желания принимать участие в состязаниях, хотя Дуг намекал, как трудно, мол, найти опытного контролера. Почти все время и уж, безусловно, все вечера - я проводил в порту, помогая в последних лихорадочных приготовлениях.
Кариока Джонс не появлялась, хотя время от времени доносились слухи о пикетировании. Поговаривали, что "Враги Прикрепления" наняли катер и намереваются помешать гонкам, курсируя во время соревнований по заливу под лозунгом "Море принадлежит всем!"
В четверг под влиянием Дуга, Чарлза и нескольких кружек пива я согласился войти в состав экипажа Маршалла в качестве контролера. В тот вечер я засиделся допоздна. Позже в памяти всплыла бурная вечеринка в чьей-то переполненной каюте. Я проснулся в совершенно незнакомом месте с сильной головной болью. Меня мутило. Я поднялся, доплелся до двери и высунул голову на прохладный ночной воздух.
Сделав пару глубоких вздохов, я почувствовал себя лучше и оглядел каюту. На одной из коек лежала полуодетая девица с открытым ртом. Волосы ее были растрепаны, по лицу размазана помада. На шее висел платок из шкурки слизнекожика, и его бледно-коричневый оттенок свидетельствовал, до какой степени она выпала из пространства и времени. Я вспомнил Чарлза, его "статью" и подумал, как легко в наши дни манипулировать законом.
Я тихо прикрыл за собой дверь и застыл на палубе вытащенного на берег суденышка, обдуваемый студеным ветром. Затем я спустился по трапу и почти тут же споткнулся о Кнут и упал. Кнуты делают невероятно легкими и жесткими, особенно улучшенные модели этого сезона. Кончик злополучного Кнута, вероятно, лежал на каком-то ящике, потому что возник гул, от которого, казалось, могли ожить реликты под осадочными породами Полуострова.
Пока я, кряхтя, вставал на ноги, раздался некий шуршащий звук, от которого зашевелились волосы. Эти звуки мог издавать кто угодно сухопутная акула Кариоки Джонс казалась безобидной зверушкой по сравнению с некоторыми одомашненными тварями, которых я видел той весной. По ночам становилось опасно выходить из дома, потому что многие чудища, удрав на волю, бродили по окрестностям.
