«Может, завтра приедет, — подумал он. — Хорошо бы в выходной день…»
На душе стало весело и легко. По-прежнему путались нитки, но злости уже не было. Он терпеливо распутывал узелки, метал ячею за ячеей, заполняя в сети прорванное место, и думал о Верочке.
Как быстро идут года! Кажется, недавно она еще была ребенком, бегала в коротеньких платьицах, проказничала, играла…
Заневский улыбнулся. Он вспомнил, как однажды, возвращаясь из командировки, привез в подарок дочери большую куклу. Девочка обрадовалась, расцеловала отца и убежала. Ни он, ни жена за разговорами не обратили внимания на ее отсутствие, а когда спохватились и нашли — ахнули. Верочка сидела в спальне на полу и старательно бинтовала кукле живот, а вокруг валялись опилки.
Лодка зашуршала днищем о песок, ткнулась носом в осоку.
Любовь Петровна сошла на берег, приняла от мужа корзинку и, опустив ее на землю, посмотрела вдаль. Старица серпом огибала увал. Длинная и широкая, она одним концом упиралась в болото, другим, вдруг суживаясь к устью, выходила на речной плес.
Красивы берега старицы! Правый — высокий и обрывистый, покрыт зарослями шиповника, черемухи, рябины. Он то мысками спускается в воду, то отступает, образуя заливчики, а выше по увалу замер в безветрии сосновый бор. Левый берег — пологий, утопает в тальниках, смородине и осоке. Лишь кое-где красуются одинокие березы да кучки молодых осин; дальше идут заливные луга, а за ними забором стоит тайга.
Любовь Петровна вздохнула полной грудью, на ее губах появилась улыбка.
Невдалеке плеснула рыба.
«Что же я стою? Надо удочки забрасывать, а то прозеваю клев!»
Она отошла от горловины суживающейся в рукав старицы, где муж на ночь ставил сеть, и устроилась у омута. Вскоре один из поплавков шевельнулся. Качнулся раз. Другой. Нырнул. Любовь Петровна дернула удилище и подсекла крупного язя, а спустя несколько минут вытащила двух небольших окуньков.
Мимо на лодке проплыл муж.
— Ты куда, Миша?
— К болоту, Любушка, я скоро, — сказал он. — Ты, как стемнеет, разводи костер, я натаскал уже плавника на ночь… Клюет?
Любовь Петровна показала ему кукан с рыбой.
— Ни пуха ни пера! — уже издали крикнул Заневский и налег на весла.
Солнце опустилось за увал.
Где-то в осоке, на противоположном берегу, время от времени крякала утка, пролетел к бору глухарь. А над головой, звеня, толпились комары. Любовь Петровна не спускала накомарник: он ей мешал наблюдать за поплавками. Клевало хорошо, удочек было четыре, Любовь Петровна редко успевала вовремя подсечь, и рыба объедала на крючках наживу.
