Гражданская война - Андрей Евгеньевич Корбут

Андрей Корбут

Гражданская война

1.

Порой я одержим идеей, что все началось в далеком 19... на борту "Виктора Гюго"...

Меня подняли c постели внезапно, во втором часу, а через минуту-две в медицинском блоке я осматривал принесенную туда женщину. Ей было лет сорок-сорок пять. Некрасивая, крупная, притом очень полная, она лежала на кушетке без каких-либо признаков жизни, голова же вся была в крови и представляла собой малоприятное зрелище. Выстрел в висок не убил ее сразу, надо полагать, только потому, что в последний момент у нее дрогнула рука, но слишком поздно заговорил в ней инстинкт самосохранения, и теперь душа медленно, но неотвратимо расставалась с грешным телом...

Я сказал грешным? Да, именно так я тогда и подумал. Она была беременна; судя по всему, на седьмом месяце, хотя из-за ее комплекции это и не бросалось в глаза. У несчастной начиналась агония, и все, что еще можно было предпринять, так это попытаться спасти ребенка, сделав кесарево.

Помогала мне... Жанна. Да, сестру звали Жанна; пышка, хохотушка... В те первые мгновения я так до конца и не осознал произошедшего. Я передал младенца сестре, она подняла его над телом умершей матери... как вдруг с ее уст сорвалось: "О, господи!" Я вскинул голову. Прежде всего меня поразило выражение лица Жанны, ставшего смертельно бледным,-- испуганное, растерянное, и с таким отвращением, какого я никогда не видел у людей, или, наверное, лишь однажды -- в те секунды у нее, у Жанны,.. затем сам ребенок.

Казалось, это был типичный случай синдрома Аперта, который обычно включает в себя порок развития черепа и полное слияние дистальных сегментов пальцев с тенденцией к слиянию соответствующих костей, но когда я пригляделся, мне стало не по себе... Глаза! ("Боже милостивый", -- повторил я за Жанной). Глаза ЕГО были открыты; глубоко посаженные, странным образом слезящиеся, кроваво-красные, с неестественно то сужающимися, то расширяющимися зрачками, и, что самое поразительное, -- изучающе, внимательно смотревшие на нас, -- они ввергли меня почти в суеверный ужас. Вместо рта у новорожденного была лишь смутно напоминавшая очертания губ, неглубокая складка кожи, нос же, едва похожий на человеческий, скорее имел форму хоботка, причем все время снующего, то ли принюхивающегося, то ли ищущего пищу...

Утром мы встали на якорь в ближайшем порту, и, не скрою, я с облегчением вздохнул, когда избавился от НЕГО, передав вызванной скорой помощи. Весь оставшийся путь домой я пытался стереть из памяти облик младенца, обязанного мне благополучным рождением, и все это время, вспоминая ЕГО в руках у Жанны, примирялся с навязчивой мыслью, прочно засевшей в моей голове: а что если эта женщина знала о том, кого носит под сердцем?