Шалинский рейд - Герман Умаралиевич Садулаев

 Сегодня это была школа. Это был коридор перед учительской, на втором этаже. Здание школы буквой «Т» с короткой ножкой, как алфавитный гриб: гриб, гроб, грабь. Груб. В ножке гриба, в аппендиксе, налево – двери в спортзал, направо – две раздевалки: для мальчиков, всегда заплеванная зеленой от насвая слюной, для девочек, раньше я в ней никогда не бывал, только запах слышал, легкий, ландыша. Прямо, в конце, в тупике аппендикса – учительская комната с диваном, с круглым столом. И маленький кабинет, тесный, завуча.

Но я мимо. Иду мимо. Нет, я бегу мимо, к началу коридора, туда, где почти у самой лестницы, у бетонной площадки, стоит большой металлический чан с холодной водой. В чане краник, к чану железной цепью, чтобы не унесли, прикована кружка, алюминиевая, одна на всех, одна на всю школу.

Пить хочу. Пить. Губы от жажды потрескались, облизываю сухим языком, и только горечь, только привкус металла и немного крови в трещинках.

К чану бегу с водой, к алюминиевой кружке бегу, маленький мальчик, я очень хочу пить. Почему же так долго? Как коридор стал таким длинным? Уже целую вечность бегу, а он все струится, змеится перед глазами, в тяжелом дыму и известковой пыли, осыпающейся с потолка на волосы мои, на губы, на. Понимаю вдруг, что я не бегу, я ползу, пол-зу, по-л-зу по коричневой краске, неровной, пузыристой, пу-зы-ря-щей-ся от огня, жарко, туда, туда, где, знаю, должна быть кастрюля с водой, она всегда была там, и алюминиевая кружка, железной цепью прикованная, чтобы всегда была там, чтобы никто не унес.

Потому что я хочу жить, но я умру, если не доползу до конца коридора.

Ползти тяжело, как будто коридор поднимается в гору, а я стал таким большим и тяжелым вдруг. Еще минуту назад я был маленьким. Это волшебный гриб слишком быстро вырос, я стал взрослым, а теперь мне трудно тащить свое неуклюжее тело великана, циклопа, вверх.

Но я подтягиваюсь, на руках, еще немного, и.

И срываюсь, падаю вниз, лечу совершенно голый, вдруг беззащитный в потоке воды. Снова маленький, в потоке воды, целом озере с эмалированными берегами, вода подо мной, вода льется сверху, а у меня щиплют глазки, я тру глазки руками, плачу, кричу: «Мама! Мамочка!»

Мы оставляли Шали без боя.

Рыть траншеи вокруг села, окапывать пулеметчиков, варить противотанковые ежи, обороняться – не имело никакого смысла. Время позиционных войн прошло. Битвы Второй мировой были последними, в которых решающее значение имело изменение линии фронта, продвижение кривой назад, пожирая тылы, или вперед, в глубь территории противника, что и определяло победителей и проигравших. Стратегии третьей мировой войны, полыхающей на планете, другие: оружие массового поражения, уравновешенное высокоточными ударами по ключевым объектам, вместо последовательно продвигающейся линии фронта – оперативное развертывание мобильных групп в любой точке мира.