Столыпин - Святослав Юрьевич Рыбас

Говоря о Столыпине, сегодня имеют в виду символ. Для одних – это символ постепенного движения России к европейской политической и экономической модели, для других – символ разорения тысячелетнего крестьянского уклада и предтеча Гражданской войны.

Другими словами, от этой фигуры веет вечным трагизмом русского образованного деятельного человека: в экстремальной ситуации, когда традиционные методы государственного управления перестают срабатывать, он выдвигается на первый план, когда же положение стабилизируется, он начинает раздражать и его устраняют с политической арены. А потом собственно человек никого не интересует, остается символ.

Когда-то Русь представляла собой территорию длиной около 1300 и шириной 300 километров вдоль пути «из варяг в греки». В ней обитали слабо связанные друг с другом родовые общины и племенные союзы, где люди постоянно жили своими локальными интересами. Передаваемая из поколения в поколение традиция диктовала незыблемые правила общего существования внутри замкнутых сообществ, жизнь как бы повторялась на новых витках цикла и создавала социокультурную вечность.

Если к вечности добавить нетоварное производство (отсутствие необходимости стремиться к прибыли), то получим крепчайшую гранитную скалу, на которой была построена принявшая православие Русь.

У Святой Руси был прямой выход на небеса, но не было никакой потребности в государственности.

Чтобы объединить Русь и превратить ее в Россию, потребовалось преодолеть не только множество бед и нашествий, но и духовно изжить, хотя бы частично, присущую русским изолированность.

Но общинная локальность (можно сказать иначе: замкнутость, самодостаточность) никогда не была изжита до конца, хотя с ней боролись многие реформаторы.

Конфликт Руси и России ярко выразил Николай Бердяев в начале 20-х годов: «Россия была необъятным и темным мужицким царством с очень слабо развитыми классами, с очень тонким культурным слоем, с царем, сдерживавшим это царство и не допускавшим растерзания народом этого культурного слоя».

Все российские реформы – это постоянная борьба преобразователей-либералов с консервативной почвой, в которой раз за разом реформы глохли.

Правда, в итоге драматического столкновения страна перемещалась в иной цикл, новый виток своей привычной вечности и осваивала новое положение.

Поэтому нам до сих пор свойственны и «воля вольная», и «комплекс Ильи Муромца», слезающего с печи только в последний миг перед катастрофой. То есть мы внутренне всегда готовы к крутому виражу, самоотрицанию, вызову своим святыням.