Тет-а-тет - Рэй Брэдбери

Мы шли по деревянному настилу вдоль берега в Оушн Парк однажды летним вечером, взявшись под руки, я и мой друг Сид, и заметили на одной из скамеек знакомое зрелище — прямо перед нами, неподалёку от разбивающихся волн прибоя.

— Смотри, — сказал я, — и слушай.

И мы стали смотреть и слушать.

Пожилая еврейская пара — ему я бы дал лет семьдесят, ей, пожалуй, шестьдесят пять. Одновременно движутся губы, одновременно машут руки, говорят оба, не слушает ни один.

— Я же тебе сколько раз говорил, — сказал он.

— И что ты говорил? Ничего ты не говорил, — сказала она.

— Всё я тебе говорил, — сказал он, — я тебе всегда что-нибудь да говорю. И очень даже важное, если ты хоть раз позаботишься…

— Вы послушайте его! Очень важное! — сказала она и закатила глаза. — Ну, давай, я записываю.

— Да хотя бы свадьба…

— Он всё ещё про свадьбу!

— Почему нет? Сколько возни, сколько убытков:

— Это кто же возился?

— Я тебе могу показать…

— Показать, ещё чего. Вот, я заткнула уши!

Et cetera, et cetera.

— Был бы у меня магнитофон, — сказал я.

— Кому он нужен, — ответил Сид. — Я и сам могу повторить всё, что мы слышали. Среди ночи меня разбуди, и я повторю.

Мы прошли дальше.

— Они на этой самой скамейке сидят каждый вечер, много лет уже!

— Охотно верю, — сказал Сид. — Обхохочешься просто.

— Тебе это не кажется грустным?

— Грустным? Очнись! Это же готовая водевильная парочка. Я им в два дня ангажемент устрою.

— Хотя бы немного грустным?

— Да брось ты. Они же, небось, женаты лет пятьдесят. Говорильня началась ещё до свадьбы, а после медового месяца уже не прекращалась.

— Но они же не слушают!

— Ну и что? Зато по очереди. Сначала его очередь не слушать, потом её. А если бы кто-нибудь из них прислушался, вся механика остановилась бы. Фрейду бы с ними тяжко пришлось.

— Почему?

— У них всё вывешено наружу. Не о чем беспокоиться, нечего обсуждать. Небось, залезают в постель, не переставая ругаться, и через две минуты засыпают со счастливыми улыбками.

— Ты что, в самом деле так думаешь?

— У меня точно такие были дядя с тётей. Приличный набор оскорблений обеспечивает долгую жизнь.

— И как долго они прожили?

— Тётя Фанни и дядя Эса? Восемьдесят и восемьдесят девять.

— Вот это да.

— Ну, на такой-то диете — из одних слов, даже скорее ругани: Еврейский бадминтон — он подаёт, она отбивает, потом она подаёт и он отбивает, никто не выиграл, но никто же, чёрт возьми, и не проиграл.

— Никогда об этом не думал — так.

— Подумай, — сказал Сид. — А сейчас давай-ка — пора ещё по одной.