Чучело-2, или Игра мотыльков - Владимир Карпович Железников

Казалось бы, что проще — написать о себе несколько слов? Но стоило мне сесть за стол, чтобы вспомнить собственную жизнь, как передо мной возникла непреодолимая преграда. Я не знал, с чего начать. Первое условие, которое я поставил перед собой, — ничего не сочинять. Чтобы я сразу возник перед вами, как «лист перед травой». Так мне говорила мама, когда я возвращался из школы, где-нибудь задержавшись, и начинал придумывать разные истории, чтобы оправдаться. Мама слушала, слушала меня, а потом говорила: «А ну-ка, хватит врать! Встань передо мной, как лист перед травой, и выкладывай правду, а то противно слушать!» Я почему-то пугался этих слов и тут же во всем сознавался.

Мы жили в тяжелые и страшные времена. Я пошел в школу в 1933 году, от роду восьми лет. Но еще до этого мне пришлось пережить трудную, не детскую историю. В те годы по всей стране, которая называлась Советский Союз, бушевал «красный террор». Карательные органы вели бесконечные аресты «врагов революции». А было их невидимое количество, и все эти «враги» даже не знали до своего ареста, что они враги. И мой дядя Андрей, курсант Московского военного артиллерийского училища, тоже был арестован. А было ему всего двадцать лет. Его отправили на строительство Беломоро-Балтийского канала. Парень он был отважный и вольнодумный. Ему удалось бежать из сталинских лагерей, и он приехал к нам, в город Витебск, где в это время служил мой отец.

Мой отец был человеком смелым и благородным, он не мог выдать своего брата и не мог ему сказать: «Знаешь что, Андрей, катись на все четыре стороны! Я тебя не видел и знать не знаю, где ты. У меня семья: жена и маленькие дети, я отвечаю за них». Отец был не такой. Он позвал меня и сестру, все нам рассказал и взял с нас честное слово, что мы никому не проболтаемся. Отец прижал нас к себе (до сих пор помню запах его портупеи и гимнастерки), поцеловал и сказал: «Мы с мамой на вас надеемся». В глазах его стояли слезы.

Сестре моей было легко: она умела хранить тайны, а я был болтун и, конечно, по молодости лет не верил, что с нами может произойти трагедия. Я крепился целые сутки, но на следующий день рассказал обо всем лучшему другу, Юльке Хесину. А он вечером, за ужином, передал об этом своим родителям как величайшую тайну. Когда же через два дня, измученный тем, что проболтался, я пошел все же к Хесиным, то увидел, что в их дом въезжают новые жильцы. От них я узнал, что Хесины уехали в неизвестном направлении.