Ее муж скупал у деревенских охотников шкуры и перепродавал их в городе. В сезон манчжун[1] он помогал сельчанам высаживать рис. Рассаду он умел высаживать так ровно, что крестьяне всегда просили его идти впереди, чтобы им было по кому равняться. Но он по-прежнему жил в бедности, и долги его росли с каждым годом. С отчаяния он пристрастился к табаку, вину, втянулся в азартные игры. Стал раздражительным и злым. А бедность все не оставляла его, и люди уже не решались дать ему взаймы даже ничтожную сумму денег.
От постоянного недоедания скупщик в конце концов заболел: он осунулся, щеки его стали медно-желтыми, даже белки глаз пожелтели. Сельчане были уверены, что у него желтуха, а дети прозвали его «желтым дяденькой».
Однажды он сказал жене:
– Нет больше моих сил! Скоро последний котелок продать придется. Хоть бы ты помогла. Какой толк всем голодать?
– Как же я… могу… помочь? – запинаясь, тихо опросила жена.
Она сидела у очага с мальчиком, ему было уже три года, но она все еще не отняла его от груди.
– А вот так… – проговорил муж слабым голосом. – Я… я отдал тебя под заклад.
– Под заклад?
Наступила тишина. Затем послышался вздох. То и дело останавливаясь, чтобы перевести дыхание, муж сказал:
– Три дня назад приходил Ван Лан. Он долго сидел здесь и все требовал, чтобы я отдал ему долг. Спровадив его, я тоже вышел из дому. Дойдя до пруда Цзю-мутань, я подумал: «Чего мне ждать от жизни?! Лучше утопиться!» Внезапно заухала сова, да так страшно, что у меня сердце захолонуло. Только повернул я назад, как увидел на дороге старую сваху Шэнь. Она спросила, что я там делаю в такой поздний час. Я рассказал ей все и попросил занять для меня у кого-нибудь денег. У нее много знакомых барышень, могла бы попросить одежду или украшения, чтобы я заложил их на время. Тогда бы Ван Лан перестал рыскать своими зелеными волчьими[2] глазами по нашей лачуге. Но старая сводня только рассмеялась: «А жена-то у тебя на что? Погляди на себя, желтый весь стал!» Стою я перед ней, опустив голову, а что сказать – не знаю. Тогда она говорит: «Расстаться с сынком тебе, конечно, трудно – один он у тебя. А вот о женой…» – «Неужто она предложит продать тебя?» – думаю я. «Другого выхода у тебя нет, – продолжала Шэнь. – Ты слишком беден, чтобы держать жену. Недалеко отсюда живет сюцай. Ему уже за пятьдесят, а детей все нет. Хотел было он завести наложницу, да жена воспротивилась: разрешила ему купить женщину только года на три, па пять. Она и поручила мне подыскать женщину лет тридцати, скромную, добросовестную, чтобы работящая была да слушалась ее во всем, а главное, чтобы могла иметь детей. Когда я была у них в последний раз, хозяйка сказала, что она готова заплатить юаней восемьдесят или даже сто. Я уже давно ищу, но пока ничего подходящего. Лучше твоей жены мне никого не найти». Я, честно сказать, даже всплакнул. Но ничего не поделаешь! Пришлось согласиться.
