Ангел на шкале - Андрей Емельянов

А.Емельянов

АHГЕЛ HА ШКАЛЕ

Она получила все полагающиеся соболезнования от командующего воздушным флотом, пришла к себе в бокс, и очень долго смотрела сквозь толщу оргстекла на Золотые горы. Где-то там, за ними, возле Мертвого океана и разбился перехватчик Ёхи. И он больше никогда не вернется. Hикогда.

Она закинула полную горсть белых горошин себе в рот, запила их теплой горькой водой, села на скрипучую кровать и стала ждать ангела. Снег на вершинах Золотых гор блестел смертельно и успокаивающе ласково.

Если можно привыкнуть к тому, что ветер продувает тонкую кожаную куртку насквозь и заставляет зубы выстукивать помпезный марш, то он привык. Привык за долгие часы темноты и мороза. Холодный ствол в кобуре оттягивал брюки и он постоянно поправлял их, подтягивал. "Сильно похудел" -- сокрушено покачал он головой. Как-будто все это имело значение.

Кнопки радиосканера было трудно нажимать, он устал "гонять волну" туда-сюда в надежде поймать тонкий зуммер маяка. Шкала подсвечивалась бледным светом полуживой лампы, но в темноте, казалось, что это рождественский ангел идет по ослепительно яркой дорожке, и ведет за собой кого-то нужного и живого. Хорошего и доброго.

Ёха оглянулся и увидел тоже самое, что и час и два назад. Бледный глазок Первой Луны и горсточку звезд на черной тряпке неба. Вторая Луна, более крупная, зашла уже очень давно и раздражающие сумерки сменились почти непроглядной темнотой, сквозь которую редкими прорехами зияли полоски снежной крупы на песке. Чуть дальше к северу застыл океан с нагромождениями торосов. Иногда отчетливый скрип доносился оттуда. Сначала Ёха каждый раз вздрагивал, а потом привык. Были более страшные вещи, чем звуки. Hапример, замерзшая вода в фляге.

Он выключил радиосканер, а в глазах все мерцала тусклая полоска шкалы. Ёха закрыл глаза и прислушался к себе. Внутри тонкими ледышками звенели кости и еле теплая кровь натужно гудела в висках. Чуть ниже пыталось казаться живым сердце, еще ниже упорно бурчал пустой желудок. А вот ног Ёха совсем не чувствовал. И это было страшнее, чем замерзшая вода.

Пить он не хотел, совсем не хотел, но знал, что с восходом бледного солнца он обязательно захочет. А в белых полосках снега таилась мучительная медленная смерть. Это было первое, что он усвоил, попав сюда. Вторым усвоенным была аксиома о том, что до утра здесь никто в одиночку не выживает. Ёха собирался с этим поспорить, потому что ему как никогда хотелось жить. До боли в голове.