Гризмадура - Феофан Злоправдов

ФЕОФАН ЗЛОПРАВДОВ

ГРИЗМАДУРА

Второй опыт психоделистики

ОТСТУП ПЕРВЫЙ

Вот вам еще словечко - Гризмадура. Удобное словцо. И вроде ругательное, а не подкопаешься. Как тебя обругали, чем именно - не понять. Жизненное слово. В жизни ведь тоже так: обругают, обделают с головы до ног, а кто, как, за что темный лес.

Но речь не об этом. Речь пойдет, как вы, наверное, догадались, судя по роду заглавия, конечно, о женщинах. Они же девушки, девчонки, бабы, кадры, чувихи, телки, наклейки и кто знает как еще. О них, о них пойдет речь. О чем еще может поведать нам писатель-мужчина? Конечно, о женщинах. Писатели-женщины, впрочем, тоже ни о чем ином не говорят. Да и вообще вся литература - сплошное исследование Загадочного Женского Характера с бесчисленными продолжениями. Весь мир наш покоится на могучих женских плечах, так как же о них не писать? Я, например, пишу, хотя и не считаю себя писателем. В душе я поэт. Одна моя знакомая недавно так и сказала. Фефик, сказала она, какой же ты писатель, ты же у нас поэт-матюгальник. Но это к делу не относится. Сейчас она страдает замужеством...

Итак, Гризмадура - это вообще-то не ругань. И даже не женское имя. Гризмадура - это некое состояние моей души. Полусвет, полумрак, полуявь, полустон... Что-то в этом роде, но подробно не обяснишь. Это надо показать. Что я и собираюсь нынче сделать.

1

Когда я увидел открытый колодец, мне захотелось нырнуть в его раззявленную беззубую пасть. Открытые колодцы у нас не редкость, чего не скажешь о возникшем желании. Его уж точно - поди поищи. А я и не искал - само пришло. Но несмотря на редкую находку, я на миг подавил его и огляделся.

Ночная улица была пуста. Ветерок шевелил облезшие акации. О, белые акации - цветы эмиграции. Еврейские цветы, как недавно сказал один мой незнакомый художник. Потому что эмигранты - все поголовно евреи. Акации - тоже.

Она лежала возле колодца, грязная, ржавая, и при вспышках нагло подмигивающего фонаря я с трудом разобрал на ней выпуклые, полустершиеся буквы: ГРИЗМАДУРА. Лежала она неподвижно, как никому не нужная, выброшенная рухлядь. Я имею в виду колодезную крышку, а не девицу.

Девица, впрочем, тоже была, но не лежала, а сидела на корточках, глубокомысленно всматриваясь в бездонную тьму колодца. Кошелек уронила, что ли?

- Могу я помочь? - нейтрально осведомился я, чтобы выдать свое присутствие.

Девица подскочила, как ужаленная шмелем, и застыла на краю колодезной бездны, всматриваясь в меня. А я всмотрелся в нее.