«Дракон
275 Б.Р., 20 сентября.22.50 Disk
Привет, дружище! Пишу, потому что, похоже, мы больше не увидимся. Ты получишь письмо, когда вернешься, наверно, через много лет. Если, конечно, вернешься. А если нет, и если ТАМ что-то есть, мы встретимся безо всяких писем. Тут уж как суждено…
Но на всякий случай я уложил Марту поспать (ей разрешили быть со мной, и она третий день очень мало спит, а ей нельзя. Сейчас задремала под боком) – и вот, пишу.
Не спрашиваю, как ты, потому что на ответ рассчитывать не могу, но надеюсь, у тебя все в порядке.
Ужасно скучаю.
Что до моих свежих новостей – пока письмо попадет в твои руки, они заплеснеют и окаменеют. Но более свежих мне уже не достать.
Уже совсем осень, дожди. Как-то в этом году быстро… Или это мне кажется.
Говорят, прошел ровно месяц с тех пор, как нас с кэпом и Каем (это юнга, очень толковый парень) сняли корабля и доставили домой. Я ничего этого не помню, меня упаковали в анабиоз еще в космосе, и все это время я продрых в холодильнике. Разморозили позавчера. Проспал даже собственный день рождения…
Меня угораздило торчать на мостике во время лучевого удара, а потом, понятно, скрутило. Ох, и грохнула эта звезда! Поливало так, что сорвало исходную точку, а при расчете прыжка вручную особо не прикроешься… Да и рассчитал я плохо, промазал. Потом двое суток пересчитывал: когда неостановимо блюешь, немного трудно сосредоточиться. Спасибо Каю, без него совсем бы труба. Он тоже хватанул, его сейчас пичкают всякой целебной химией и говорят, с ним все будет хорошо. Кэп заходил вчера. Он получил ожог сетчатки, но, может быть, восстановят.
Ну а мне повезло: оказывается, линзы экранируют излучение. Так что и от близорукости бывает польза. Линзы, правда, носить не разрешают, а очки остались на корабле, поэтому вижу скверно, пишу тебе, уткнувшись носом в лист. Но – вижу.
В целом, сейчас мне гораздо лучше. Хоть это и ненадолго: в общем-то, я уже покойник.
У меня лучевая болезнь, говорят, очень тяжелая, и это не лечится. Мои клетки разучились делиться, костный мозг умер. В наше время попасть под такой лучевой удар немногим более вероятно, чем быть растоптанным мамонтом, но видно, моя судьба – исчезающе малые шансы. И от нее не уйдешь. Я всю жизнь боялся двухпроцентного риска ослепнуть при операции на глазах – и вот, отхватил еще большую редкость. А оставить на такой случай образец костного мозга в клинике, как вообще-то нам, флотским, по уставу положено, я не удосужился… Не люблю врачей. Ну и сам дурак.
