Пармезана Айвовна - Анастасия Муравьева

У нее сложное имя и непроизносимая фамилия, что поделаешь, финские корни. Она хлопает белесыми ресницами, дочь застрявших в наших болотах кряжистых финнов, а отчества ей вообще не полагалось, так уж, привыкли договаривать, вот и придумали на ходу – Пармезана Айвовна.

Она работала нянечкой в детском саду, и все что умела – вытирать носы, варить кашу и сажать на горшок. Вместо финского имени ей придумали новое, и она приняла эту кличку кротко, как принимала все в своей жизни.

Пармезана Айвовна только и делала, что чистила, подмывала и убирала – по кругу как заведенная. Сначала она ходила за лежачей матерью, подай, перестели, отмой, а когда мать умерла, за мужем. Муж Пармезане Айвовне достался хоть не без рук без ног, но тот еще красавец, все разбросает, где посидит там и оставит – только успевай убирать. Пармезана Айвовна следовала за ним по пятам с тряпкой и совком, успевая ловко смахнуть крошки, подмести грязь, замыть пятно.

Всю жизнь за ней тянулся чистый след, ни единого пятнышка. Детей у Пармезаны Айвовны не было. Она словно понимала, что годится только на то, чтобы накормить и переодеть, а дальше что с ребенком делать, будто и не знала вовсе, потому и не родила.

Муж тоже был против детей, считая жену, мягко говоря, недалекой, а то и вовсе умственно отсталой. Ее в детстве недокормили или болела чем-то, от чего нет лечения в наших болотах, вот крепкий финский организм и не выдержал, что-то воспалилось в мозгу или, наоборот, отсохло, и теперь жена как скотина домашняя – все понимает, а сказать не может, стоит столбом, тварь бессловесная, иной раз так выведет, что руки чешутся тряхнуть – да совестно.

Он приехал откуда-то с юга, черноусый, горячий и бездомный, женился ради городской прописки, честно вытерпел год, множа грязные носки и тарелки, а потом объявил, что любит другую. Пармезана Айвовна сама сложила рубашки в его чемодан, ведь покидает без разбора, изомнет, а потом проводила до дверей, пройдясь мокрой тряпкой по полу вослед.

Муж ушел, а она стояла на пороге, тиская в руках тряпку, как мнут мокрый от рыданий платок, но не проронила ни слезинки. Наверное, можно было любить как-то иначе, но она не знала других способов, она умела мыть и убирать.

Оставшись одна, Пармезана Айвовна сняла наволочки и простынь с супружеской кровати и весь вечер стирала их руками, пока не стерла ладони в кровь. Отстирав добела и постель, и душу, она встала утром со свежим лицом и ясными глазами.