Лекарство от ностальгии - Серхио Перейра

Когда я был очень юный, то мне приходилось считать каждую копейку; порой не хватало даже на хлеб, и я был вынужден собирать бутылки. Много лет прошло с тех пор. Теперь у меня пентхауз с видом на Центральный Парк в Нью-Йорке. Вилла в историческом квартале Майями, MiMo. Я владелец основного пакета акций южноафриканской компании по добыче алмазов. Но когда становится грустно и одиноко, то я не включаю романтичные и грустные мелодии моей юности, от них только тоскливее становится, я еду в аэропорт, где меня ждёт мой G650 - Gulfstream.

Через восемь часов  полёта  самолёт делает посадку в аэропорту Одессы…

Пока “джет” рулит на стоянку — переодеваюсь. Снимаю Brioni Vanquish за 43 000 долларов, “шузы” от Berluti за 5000 долларов.

Так… потерявшие форму джинсы, клетчатая рубашка, из под которой выглядывает “рябчик”, растоптанные, грязно-зелeные кроссовки. Последний штрих. Я привожу в полный беспорядок причёску, которую обычно делаю в лондонском салоне Rossano i Ferretti. Водитель лимузина, присланного к “Гольфстриму”, то и дело подозрительно оглядывается в мою сторону, но, тем не менее, довозит меня к выходу в город. Протягиваю погранцу свой истрёпанный, с “трызубом”, паспорт.

— Здрастуйте, пане прикордонник, — дуркую я, — в то время, как пограничник с явным отвращением листает испещрённый визами паспорт.

— Звiдки прилетіли?

— З Майямі, Флоріда, пане офіцер. Шестерёнки в голове “сундука” начинают с лязгом обрабатывать информацию.

— З Одеси, до Сполученних Штатів немає прямих рейсів, — проявляет недюжинные географические познания прапорщик.

— А у мене свій літак, товариш, ой пробачте будь ласка, пане офіцер, — я киваю в сторону сверкающего на солнце, как огранённый алмаз, “Гольфстрима”.

— А яхты, такой, как у Абрамовича, у вас, случайно, нет? — ироническим взглядом оценивая мой гардероб, интересуется прапорщик.

— Как у Абрамовича, нет. Моя чуть меньше, — честно отвечаю.

— Проходьте, не затримуйте, громодянин, — швыряет мне мою паспортину пограничник.

По “зелёному коридору” стараюсь по-быстрому миновать “мытныкив”. Но не тут-то было!

— Гражданин, вернитесь. Что везём? Запрещённые к ввозу в страну предметы есть?

— Нічого немає, пане митнику, — продолжаю дурковать на “мові” — Тисяча долярів, та хіба ж це зараз гроші, пане митнику? Та ще ось! — из сумки “Abidass”, купленной в Варшаве, в далёком 1989 году, я достаю пластмассовую, ядовито-зелёную, “маде ин Чайна”, статуэтку “Статуи свободы”.