Художница - Лайа Дало

Скрытый Город, Живой Город, отбирающий и дарующий, ведущий свою игру. Город, из которого бежала моя мать. Город, в который мне придется вернуться, чтобы раскрыть тайны прошлого и обезопасить приемных родителей. Ведь Он отобрал родных, отобрал привычную жизнь, отобрал веру в будущее, дав взамен… А вот с даром Города еще придется разобраться, как и с тем, зачем я Ему на самом деле понадобилась.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Мерный стук в ритме то ли сердца, то ли часов разрывал густую, как кисель тьму, ядовито-желтыми всполохами.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Назойливый, надоедливый звук. Кошмарный в своем постоянстве и неумолимости.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Хуже писклявого жужжания комара, хуже протекающего унитазного бачка или незакрытого крана.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Каждый новый «тук» отдавался глухим гулом в голове… Голове? У меня есть голова?

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Вместе с осознанием тела пришла боль. Нет, не так. БОЛЬ! Ужасная, рвущая жилы и выламывающая кости. Такая благословенная, желанная боль. Ведь она означала, что я жива. Все еще жива. Эта мысль радовала, даже несмотря на раздражающий…

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Черт, все же придется встать и выключить демонов кран. Или это кофеварку опять глючит?

Глаза открывались неохотно, словно я проспала всего час после долгой-долгой и трудной дороги.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

— Да, твою ж мать!

С постели сползла поломанной куклой, и также неуклюже, словно на шарнирах озадачено огляделась. То, что я приняла за свою кровать вовсе ею не было. Как не было и моей комнаты. Соответственно, не могло быть и кофеварки.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

А вот стук определенно был.

Окружающий мир походил на декорации мистического триллера средний руки, или молодежного сериала про вампиров. Мрачно-серый голый камень стен. Не менее холодный пол, затертый, отполированный многочисленными шагами. Огромная кровать под темно-вишневым балдахином. Массивное кресло на белой шкуре у потухшего камина. Большое окно, сквозь которое проглядывает ночное небо, лишенное луны. И жуткий красный гобелен на стене напротив.

Жуткий, потому что именно от него и исходил этот мерный стук. Это он, гобелен, стекал кровавыми каплями на каменный пол. Да, именно стекал. Нитка за ниткой расплетаясь из первоначального узора, чтобы образовать багровый рисунок на полу.