Душегуб - Слав Христов Караславов

Грузовик катил будто по облакам. Над горами сгущался запах дождя. Далекие безгромовые молнии дробили даль, будто экран телевизора. И все это проходило перед глазами, ничего не оставляя в памяти. Только какой-то внутренний сейсмограф механически записывал все, чтобы старательно воспроизвести потом.

Грузовик заносит на поворотах, и я невольно ищу плечо моего спутника. Он старый, лицо с впалыми щеками в глубоких морщинах. В глазах туманная наволочь осеннего неба, потерянность душевно сломленного человека. Опустошенность. Страшная опустошенность, способная вызвать растерянность у любого, на ком они остановятся. В сущности, это ощущение приходит от того, что они смотрят и не видят тебя. Не потому, что старик слепой, нет, а просто ты для него не существуешь. Наверно, у него есть свой собственный мир, который держит его в кулаке, и он не может из него вырваться.

Не раз я старался заговорить с ним, но мои попытки оказались напрасными. Он продолжал смотреть на меня словно сквозь пустоту.

Дождь нагнал нас у корчмы «Кривой хан», и шофер пожалел нас — остановился. Впрочем, и сам он был голоден.

— Сойдем, что ли?

В ответ лишь сильнее забарабанил дождь по верху грузовика.

— Сойдем, спрашиваю?

Старик даже не шевельнулся. Спрыгивая с грузовика, успеваю заметить, как он подтягивает старинную пастушью бурку, чтобы плотнее завернуться в нее. В том же положении я застаю его, когда снова залезаю в кузов.

Дождь промыл камни, прополоскал листья бора, и тучи свалились к горным хребтам. Небо медленно светлело — такое вымытое, причесанное вершинами сосен. На острых гребнях гор еще виднелись кучки облаков, обтрепанных и серых, как клочья шерсти каракачанских отар.

Шофер задерживался, и я снова пробую заговорить с моим молчаливым спутником. Но и на этот раз безуспешно. Мои слова вместо того, чтобы расшевелить его, заставили еще плотнее завернуться в бурку: кажется, он все глубже проваливался в какое-то темное дупло. Лицо его, продолговатое и небритое, еще больше потемнело, когда из низкой корчмы вышел пьяный кривоногий человек. Синий комбинезон его был протерт на локтях и коленях, а в волосах белеют стружки. Пьяный облокотился на кузов:

— Ого, вот кого зрят мстительные глаза Трицаря! Убийцу моего брата! Люди, держите меня или я сверну ему шею! Трицарь ничего не забыл! — Пьяный попробовал залезть в кузов, но свалился на землю. Из корчмы и соседней лесопилки сбежались любопытные. Трицарь продолжал кричать, пытаясь снова взобраться на грузовик, но ноги не слушались, а руки были слишком слабы, чтобы поднять отяжелевшее тело.