Цвет его жизни - Слав Христов Караславов

Пылающий очаг как бы сжигает время и высвечивает в наших душах дороги прошлого. Атавизм это, что ли? А может быть, мы перерождаемся в эти минуты, и наш далекий предок с помощью нас раздувает огонь, отыскивая себя в бесконечной ночи в шуме елового леса? Или мы возвращаемся к давно утраченному, пропавшему вместе с нашим детством?.. Трещат пни. Искры роем наполняют очаг, улетают в трубу, чтобы соперничать со звездами. За стеной ночь, поздняя ночь октября, когда горы глухи и одиноко забыты. Дуплистые пни в очаге разинули свои пасти, словно голодные бродяги, сумевшие схватить лишь несколько полусгнивших листьев. Железная кочерга лежит у моих ног. Машинальноберу ее и, словно пастух непослушных овец, гуртую разлетевшиеся угли.

И странно, они напоминают мне слова, разбросанные по всей жизни, а сейчас собранные в камине одного сердца. Они, эти слова, тлели там, невидимые людскому глазу, пока ночь не вызвала их к жизни, а язык моего гостя не собрал их, как я собрал разбросанные угли… Гость чуть сутулый, остролицый. Пальцы его желтые от сигарет. Голова странно дергается назад. Прежде чем сказать, он долго подбирает слова, будто выдумывает их. Внутреннее напряжение чувствуется во всей его сутулой фигуре.

Говорили о своих отцах. Я завел этот разговор, не подозревая, что раздуваю дубовые угли в огнище его души. От моих воспоминаний веет чем-то патриархальным: рождественские праздники, блестящие фольгой букеты цветов, стертые граммофонные пластинки с всхлипывающими голосами осипших певцов. Мой отец любил граммофоны. Граммофоны с огромными трубами, граммофоны с крышками, с которых глазеет причесанный пес. Граммофоны с двойными пружинами. Электрические граммофоны. Постоянные разговоры об известных певцах, о совершенствовании граммофонных аппаратов; невероятные истории об изобретателе этой машинки, который даже под венцом не переставал думать о своем железном детище. Все было у граммофона вроде бы на месте, кроме голоса. И только в церкви изобретателю пришло на ум капнуть на мембрану воском. Он оставил в церкви невесту, бросился проверить свое открытие. И чудо свершилось! Была ли в этом рассказе крупица правды, не знаю. Но то были дни моего далекого детства, когда на Иванов день из Сливена налетали трубачи и двор наш наполнялся блеском медных труб, народными танцами — многоголосым хором и ручаницами.

Мой гость слушал с упоением, будто я рассказывал сказку из тысячи и одной ночи. Однажды, когда огонь в очаге ярко вспыхнул, я увидел, как в его темных глазах блеснули слезы.