Стрёмка - Алексей Венедиктович Кожевников

Когда нищенка Агафья привезла десятилетнюю Верку из деревни в Москву и оставила одну на вокзале, девочка испугалась и заплакала. Сидела она у стены, головой в угол, и кулачонками размазывала слезы по лицу. Сторож длинной жесткой метлой подметал вокзал. Потрогал он ногой Верку и сказал:

— Ну–ка, ты, уходи. Чего плачешь? Девочка встала и пошла.

— Иди на метеное, куда в сор лезешь, все равно погоню! — с досадой крикнул сторож.

Еще страшнее стало Верке: показалось ей, что и плакать здесь нельзя — не велят, и она удерживала слезы, а внутри у нее клокотало, заполняло горло и спирало дыхание. Не дождалась Верка Агафьи. Она уехала в деревню.

Взяла Агафья Верку совсем маленькой, когда у девочки умерла мать — тоже нищенка. Считала Верка Агафью за родную, а потом узнала, что они чужие. Нынче родился у Агафьи свой ребенок, и не нужна стала чужая Верка, бросила ее Агафья в Москве, а в деревне сказала, что отдала в няньки.

Так непонятен был Верке вокзал и город, что она совершенно не знала, как достают в нем хлеб, и решила, что придется умирать с голоду, что никому она здесь не нужна. Умирать так умирать, и девочка легла к стене, но желудок хотел жить, и он погнал девочку. Рука сама собой протянулась, и губы зашептали:

— Подайте, Христа ради… Дяденьки, тетеньки, сироте…

И нашелся для Верки хлеб, а что не нужна она была никому — это верно.

Подавали ей, торопились и глядели сердито. Другие не хотели замечать, проходили мимо. И не раз слышала она:

— Нищих, попрошаек развелось! Житья не стало! Проходу не дают, на каждом шагу протянутая рука.

— Да они совсем не голодны, не себе собирают, их посылают старшие, профессия такая есть — посылают ребят, а вечером у них отнимают деньги.

Хотела Верка крикнуть, что она голодна, собирает себе, но молчала.

«Не поверят ведь, скажут — вру».

Когда приходила ночь, Верку со всеми прочими выгоняли с вокзала. Она подолгу искала укромного места, где бы прикурнуть, забивалась как можно дальше от людских глаз, но за ночь всегда будили ее раза по два и велели уходить. То сторож, то милиционер, то вокзальные мальчишки. Они не хотели искать себе мест и занимали чужие. По ночам Верка была вовсе лишняя, всем мешала.

Но пожила Верка в городе и осмелела, научилась многому новому. Рукой не только собирала милостыню, но и била по щекам мальчишек–обидчиков. За это они ее таскали за волосы. Она научилась находить такие места для ночевки, в которые не заходили ни сторожа, ни милиционер. Убегала Верка ловко от извозчиков и автомобилей, не боялась, что попадет под колеса, и в глазах у нее появилась особая дерзость, — тогда Верка стала нужна. Подозвала ее однажды торговка яблоками, кривая Максимиха, угостила маленьким гнилым сморчком и сказала: