Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг. - Е. Томас Юинг

Учителями эпохи сталинизма я заинтересовался весной 1991 г., когда, будучи ассистентом профессора, изучал советскую историю. Среди рекомендованных мне для прочтения книг оказались пронзительные воспоминания Евгении Гинзбург о сталинском терроре — «Крутой маршрут». Эта женщина провела в тюрьмах и лагерях больше пятнадцати лет, а до того была членом партии, публиковала интересные статьи в газетах, пользовалась уважением студентов в институте, где преподавала. Но по ложному обвинению ее бросили за решетку, шантажировали, мучили, объявили «врагом народа», а потом осудили как «террористку». В самом начале своего крестного пути, 1 сентября 1935 г., Е. Гинзбург испытала «танталовы муки», когда впервые в жизни новый учебный год не стал для нее праздником, потому что преподавать в Казанском педагогическом институте ей запретили. «И вот я сижу в этот день одна, отверженная, — вспоминает она, — а с улицы доносятся привычные звуки возрождающейся после лета жизни вузов, школ». Однако вечером ей все же принес цветы мальчишка-посыльный. «В букете записка с теплыми словами моих прошлогодних слушателей». Потрясенная верностью и любовью своих учеников, она начала «громко плакать, просто реветь белугой, выть и причитать совсем по-рязански». Тем временем свекровь Евгении Гинзбург, Авдотья Васильевна Аксенова, озабоченно ей шепнула: «Отчаянны головушки, студенты-то… Що им за те цветы еще будеть…»^>{1}.

Примечательный эпизод, особенно слова Авдотьи Васильевны. На одной чаше весов — власть, которая держала всю страну в ежовых рукавицах. На другой — авторитет преподавателя. Насколько же ценили Евгению Гинзбург студенты, если решились поддержать ее, когда она стала неугодна лидерам компартии! И каким же замечательным преподавателем она была, если преданные ей «отчаянны головушки» не испугались грозных политических сил, которые хотели очернить ее! Разве можно поставить на одну доску иерархические, но доброжелательные отношения преподавателя со студентами и иерархические, замешенные на насилии отношения сталинского государства с советским народом? Чем больше я размышлял об этом загадочном треугольнике: преподаватели — студенты — государство, — тем сильнее он меня завораживал. Так же обстояло дело и с учителями начальной и средней школы. Описание связанных с ними проблем требует того же лексикона, что и рассказ о других сторонах жизни в Советском Союзе 1930-х гг. То, что внимание в этой книге будет уделено обычной советской школе, означает, что ни Евгения Гинзбург, ни ее студенты больше на страницах этой книги не появятся; по сути, тот эпизод из ее жизни дал мне пищу для размышлений и для исследовательской работы на следующие десять лет.