Те дети, которых я видел во сне. Они были мертвыми. Все, кто был за колючей проволокой – были мертвы.
- Ты можешь рассказать, если хочешь… - она просит. Сколько таких ночей она провела со мной? Сколько раз дышала табачным дымом и заваривала крепкий чай?
Я гляжу на нее и понимаю, что сейчас в ней вся моя жизнь.
Я не могу рассказать ей. Мои страхи заразны. А мне хочется, чтобы страх стать навязчивой, остался единственным в ее жизни.
Я улыбаюсь.
- Я не помню.
Она усмехается и подает мне пачку сигарет с фильтром.
- Ты всегда так говоришь. Значит, мы можем идти спать?
Зажигаю сигарету. Курю и по привычке сплевываю табак. Старая история. В детстве мы курили «козьи ножки» - табак, завернутый в «Комсомолку». Читать умели единицы, а курить – каждый.
- Ты иди. Я еще посижу немного.
Она не уйдет. Знает, как я боюсь оставаться один. Моих родителей арестовали, когда мне было десять. К дому, где мы жили, подъехал черный воронок с надписью «Хлеб» и вскоре в нашу квартиру постучали. Их увели вместе – папу и маму - в темноту ночного подъезда. Увезли от меня. И я остался один. Больше я никогда их не видел.
Иногда, во сне, я кричу отцу, что чудовище не умерло, что оно вот-вот придет за нами. Он не верит мне. Листает газету, закинув ногу на ногу. Самоуверенный. Такой же, как и тысячи других взрослых. В казенных не отапливаемых квартирках, на грошовых работах – верящих в нужность Родине. Верящих в то, что чудовища больше нет.
Мой отец работал переводчиком в издательстве. Днем переводил научные труды, а ночью до ломоты в глазах сидел над романами Вальтера Скотта. Ему хотелось побыстрее закончить «Талисман» и прочитать его мне, но времени чертовски не хватало. Он сидел за переводом полночи, но к утру на истерзанных листках я обнаруживал лишь несколько жалких абзацев. Это было похоже на то, как потерпевший крушение моряк, пытается раздобыть пресную воду. Долго и упорно собирает влагу по крупицам, а в итоге выпивает все в два глотка и лишь раззадоривает жажду.
Когда я остался один, в ту первую ночь, десятилетний испуганный мальчуган, я зажег керосинку и читал «Талисман». Отцу удалось перевести еще несколько абзацев, до того, как его и маму увезли. Я перечитал новый отрывок множество раз, прежде чем забрезжил рассвет. Тогда я забрался в холодную кровать и осмотрелся – дом больше не принадлежал нам. В темном углу, там, куда не дотягивался утренний свет, кто-то стоял. Тощая, высокая фигура в истрепанных старческих одеждах. От страха я залез под одеяло с головой и сидел там, боясь шелохнуться. А когда решился вылезти, был уже день. И в углу никого не было.
