Выкуп стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

Ричард Шарп стащил сапоги, положил на поясницу ладони, с хрустом потянулся и охнул от боли:

— Чёртовы зубчатки!

— Что не так с «чёртовыми зубчатками»? — полюбопытствовала Люсиль.

— Проржавели напрочь, — объяснил Шарп, сгоняя с кухонного стула кота. — Годами никто не смазывал, вот и проржавели.

Кряхтя, он опустился на сиденье:

— Надо отодрать зубчатые колёса до голого металла, а потом заняться желобом…

— «Желобом»? — выделила Люсиль незнакомое английское слово.

— Канал, подающий к мельнице воду, любовь моя, — Шарп налил себе вина. — Неделю провожусь, не меньше.

— Послезавтра Рождество, — напомнила Люсиль.

— И?

— Зубчатки твои подождут, и желоб подождёт. Праздник же. Я приготовлю тебе гуся.

— Чудно́. — подивился Шарп. — Второе моё Рождество, когда я страстно желаю смерти разве что гусю.

Люсиль фыркнула, собрала со стола стирку и побежала вниз. Шарп отодвинулся назад со стулом, любуясь француженкой, и Люсиль, чувствуя на себе его взгляд, кокетливо вильнула бёдрами и крикнула:

— Если надеешься на ужин, растопи плиту!

Снаружи взвыл ветер. Крыша громыхнула. Шарп машинально поднял глаза кверху. Год назад, когда стрелок вернулся после разгрома Наполеона под Ватерлоо, кровля прохудилась, и по дому гуляли сквозняки, но теперь щели были законопачены, в доме царили уют и тепло. Обошлось всё-про-всё в пенни или два, деньги из половинного жалования, что Шарп получал, как отставник. Хозяйство дохода, увы, не приносило.

— Чёрт бы подрал этих лягушатников с их налогами! — ворчал Шарп, накладывая в печь дрова.

Закрыв заслонку, стрелок пристроил сапоги для просушки и распрямился. Над очагом висела видавшая виды винтовка Бейкера. Секунду Шарп смотрел на неё, затем мягко тронул замок оружия.

— Ностальгия? — в кухню вернулась Люсиль.

— Не по армии, — помотал головой Шарп, — Думаю завтра на заре пострелять лис. Скоро окот. А мельницей я всё-таки займусь. Рождество или нет, зубчатки с желобом сами не отчистятся, да и лопасти колеса требуют починки. Бог весть, на сколько ремонт растянется.

— В прежние дни, — вздохнула Люсиль, — мы звали на помощь деревенских, а, когда работа была сделана, устраивали им пирушку.

— Прежние дни давно позади. Можно, конечно, обратиться к деревенским, только, как мне кажется, они скорее пристрелят меня, чем помогут.

— Терпи. Это же крестьяне. Проживи здесь два десятка лет, и они тебя признают.

— О, они уже признают меня. Переходят при встрече на другую сторону улицы, будто им и дышать со мной одним воздухом зазорно. Особенно этот Малан волком глядит.