— Учебный парусник «Витязь», — ответил он и вдруг гулко, страшно захохотал, закашлял, засморкался, приходя в себя. Он не заметил, как я вздрогнул. «Витязь»! Это тот самый, что закупил все карточки Ирины. Как бы не было беды!
Кое— как одевшись и умывшись, выскочил на набережную. По ней. по лужам, не просохшим еще после штормового прибоя, от своей гостиницы к нашей торопилась Ирина. За ней, разевая от молодого счастья рты, вышагивал отряд курсантов с «Витязя». Катер с «Витязя» двигался в море параллельным курсом. Я бросился вперед.
— Миша, Миша! — закричала Ирина. — Поклонники! Целый фрегат!
— Барк. Это барк, а не фрегат. — сказал я, хватая ее за холодные испуганные руки.
— Но дело не в этом, быстро заговорила Ирина, — сейчас я встретила Баркова, и он проговорился, Миша, здесь обман, заговор, Миша! *
Я увидел бегущего к нам по набережной Игорька. Оп умоляюще прижимал палец ко pry. хватался за голову. Ирина, мстительно закусив губы, взглянула на него. Курсанты стояли неподалеку, по отряду волнообразно распространялись нежные улыбки. Миша, я выхватила у него сценарий и сразу все поняла. Это обман! Конюшка — это не маленький человек, это лошадь!
Барков уже подбежал и стоял рядом, тяжело дыша.
Да, это лошадь, продолжала Ирина, она у него, у этого модерниста несчастного, ходит гам по арбузам, как по головам. Это лошадь.
Всегда в тяжелые, роковые минуты жизни я становлюсь железным человеком. Внутри у меня все трепещет, вся боль моя и слезы, а внешне я — железный человек.
— Это жестоко, Игорь, — сказал я холодно и спокойно. — За что же ты меня так?
Барков бросился ко мне, но захлебнулся от волнения.
— Пойдем, Мишенька, — заплакала Ирина, — уедем отсюда. Какое право они имеют так тебя обижать?
К вечеру того же дня мы приехали на Симферопольский вокзал. Привокзальная площадь и крыши машин были покрыты снегом. Ирина куталась в легкое свое замшевое пальто и иногда вздрагивала, все еще переживая нанесенное мне оскорбление. Я нес ее чемоданы, а она мой портфель.
Вокзал хмуро высился над нами, а перед его чудовищным портиком и высоченным шпилем, перед длинными колоннадами мы казались себе маленькими и несчастными. Таксисты провожали нас ироническими взглядами.
Мы купили билеты на московский поезд и заложили свои вещи в автоматическую камеру хранения.
До отхода поезда оставалось еще часа два. Мы вспомнили, что не ели ничего с утра.
— Я не хочу в ресторан, — сказала Ирина, — просто противно подумать, как все там будут смотреть, когда мы войдем.
