Сердце у меня заколотилось. Неужели она выйдет за него, за этого человека из мира капитализма?
Подошли Ирина и Барков. Рафик снял очки.
— Ирина, — сказал он торжественно, — я видел вас на всех экранах мира в черно-белом варианте и вот сейчас наблюдаю вас в объеме и цвете. Предлагаю вам стать моей женой. Я прогрессивный художник, но я владею четырьмя кинофирмами и пятью виллами в разных курортных районах мира.
За столом воцарилось молчание, все поняли, что это серьезно. Ирина молчала-молчала, а потом щелкнула пальцами и подмигнула мне:
— Миша, можно мне выйти за него замуж? От вашего слова зависит все.
— Нет, нельзя, — коротко сказал я как отрезал. Ирина весело зааплодировала.
— Этот тип! — вскричал Рафик. — Что вы нашли в этом типе? Ирина положила вилку и выпрямилась. Глаза ее гневно
сверкнули.
— Что я в нем нашла? — медленно проговорила она. — Этот человек ни разу не затронул мою честь!
Барков захохотал:
— Ловко она тебе вмазала, Рафка!
— Ну ладно, ладно, — проворчал Баллоне, — давайте не будем. Давайте закажем горячее.
Когда принесли горячее, Игорек напомнил мне о завтрашних делах, о том, что надо на мебельную фабрику поехать за материалом для стройки на натуре.
— Когда это кончится? Что я вам, завхоз или администратор? — спросил я, а сам уже соображал, кто у меня на мебельной фабрике родственник или знакомый. — Когда же я начну репетировать Конюшку и что это за роль?
— Да, что это за роль, Барков? — спросила и Ирина.
— Такая роль, — замялся Барков, — генеральская роль.
— Не маленького человека?
— Нет, наоборот.
— Я уверена, что Миша сыграет любую роль, — сказала Ирина. — У него есть талант и, главное, большое сердце. Не то что у некоторых, — добавила она.
После ресторана я проводил ее до гостиницы и под шум прибоя поцеловал ее руку. О!
Утром я проснулся от тишины. Наши окна выходили к морю, всегда шумел прибой, а сегодня полная тишина, и Лодкин не сопел во сне, как обычно, и не пускал пузыри.
Я подошел к окну и увидел следующее: в море был полный штиль, поверхность его находилась в самом легчайшем движении, словно от поглаживания, и лишь кое-где рябили пупырышки, какие на коже бывают от холода, а горизонта видно не было, в отдалении стоял прозрачный голубой туман, и в этом тумане совсем темно-синими казались паруса вставшего на ночь на рейде судна.
— Доброе утро, Миша, — тихо сказал за моей спиной Лодкин. Видно, штиль и на него подействовал.
— Что это за судно, не знаете, Ваня? — тихо спросил я.
