— Ты спишь? — наконец спросил я ее. На душе кошки скребли. Не голова — душа болела, и нервы были напряжены до предела. Так бывает, когда умирает кто-то из близких тебе людей.
Она тяжко вздохнула.
— Ты, наверное, ругаешь себя за вчерашнее? — спросил я ее.
— Нет, милый, все было хорошо, — сказала она.
— Но почему у тебя такой тревожный голос? — произнес я.
— А почему такой тревожный голос у тебя? — в свою очередь, задала она мне вопрос.
Мы поняли друг друга. Мы уже жили будущим, мы жили ощущением расставания.
— Будем вставать? — спросил я ее.
Она не ответила и вдруг:
— Иди ко мне, милый… Поцелуй меня.
Я снова целовал ее, я любил ее, я готов был тут же умереть ради нее…
— Люблю тебя, люблю, — говорил я, целуя ее горячее, покрытое испариной тело.
— Люби, милый, люби… Я тоже тебя буду любить… Милый, милый…
Она вдруг крепко вцепилась в мою спину своими тонкими пальцами, и замерла, и так лежала некоторое время, а потом вдруг как-то разом расслабилась и заплакала.
— Ты почему плачешь? — спросил я ее. — Не надо, зачем?
— Я плачу, потому что знаю, что это лишь сон.
— Это не сон, — сказал я.
— Нет, сон. В жизни так хорошо не бывает, — прошептала она.
Я поцеловал ее в губы. Потом я заставил себя оторваться от нее и спросил:
— Я ведь не первый у тебя?
— До тебя у меня был только один мужчина, — сказала она.
— Где же он сейчас? — зачем-то спросил я.
— Я долго искала у него какую-то харизму, чтобы уцепиться за нее, но я ничего в нем не нашла… Мы расстались, — честно призналась она.
— У меня ты тоже ничего не найдешь, — с грустью произнес я. — Я — простой военный лекарь, которого бросают женщины.
— Мне ничего не надо от тебя, — сказала она. — Разве можно говорить на войне о каком-то счастье?
— Война когда-то кончится, — произнес я.
— Эта война, мне кажется, никогда не кончится. Слишком она странная, — порывисто вздохнув, сказала Илона и нежно провела своей рукой по моей голове. Так гладят ребенка, когда хотят приласкать его.
Мы замолчали. Где-то за окном просыпался город. До нас доносились тревожные и напряженные будничные звуки. Слышалось бесконечное шуршание шин, скрип тормозов, громкие и надрывные голоса автомобильных сигналов.
Гостиница тоже просыпалась. Захлопали двери, и вслед за этим послышались чьи-то торопливые шаги. Где-то рядом раздалось тихое позвякивание ведер. Зазвучали негромкие голоса, утопавшие в длинных гостиничных коридорах. Видимо, это горничные приступали к своим утренним обязанностям.
