— Они заслужили, — сказал. — Кстати, я тоже привез письменное ходатайство командира полка о награждении моих людей.
— Себя не забыл? — улыбнувшись, спросил Мещеряков.
— Меня-то за что? — удивленно посмотрел я на своего начальника.
— Скромничаешь, майор, — сказал Мещеряков. — Харевич мне все рассказал. Кстати, как там твой раненый, которому граната в задницу угодила? — поинтересовался он.
— Если бы в задницу! — усмехнулся я. — Граната продырявила бедняге бок. Чуть бы пониже — и она превратила бы его печень в паштет.
— И кто же этот несчастный? — спросил Мещеряков.
— Наш начфин… Макаров его фамилия, — сказал я.
Мещеряков прыснул со смеху.
— Ну, это была бы жуткая потеря! — сквозь смех произнес он.
— Ничего подобного, — возразил я. — От начфина толку, как от козла молока. Не понимаете? Да ведь мы уже не помним, когда нам денежное довольствие выплачивали. Живем, как отверженные. Помните, у Гюго? Вот так же и мы…
Мещеряков тяжело вздохнул.
— О времена! — произнес он и добавил: — А в это время в самом фешенебельном продовольственном магазине мира — лондонском «Харродсе» — кто-то покупает самую дорогую еду на свете: испанский шафран из тычинок и рыльцев крокуса. Сто граммов которого стоят двести сорок четыре фунта стерлингов.
Я невольно приуныл при этих словах.
— Не журись, майор, — усмехнулся мой начальник. — Кто часто печалится, тот быстро теряет интерес к жизни. А потеря интереса к жизни — верный признак сердечного заболевания. Послушай, как у тебя с сердцем? — неожиданно спрашивает он.
— Иногда побаливает, — ответил я.
— Это все от нервов, — заключил Мещеряков. — У меня движок тоже хандрит. Чуть что — перебои. Вот так и живем. А умрем, никто и не вспомнит, — невесело проговорил он.
Я усмехнулся. Не знаю, как его, а меня-то уж точно никто не вспомнит, подумал я.
— Кстати, а ведь Харевич тоже в городе. И девчонки при нем, — неожиданно произносит Мещеряков.
У меня закружилась голова.
— В каком городе, товарищ подполковник? — стараясь не выдать себя, спросил я, на самом деле не понимая, о каком городе он говорит.
— Ну как в каком? В Махачкале, конечно, — сказал он. — Между прочим, готов биться об заклад, что ты не знаешь, почему Махачкала называется Махачкалой.
Услышав, что Илона находится где-то рядом, я стал вдруг плохо понимать, о чем мне говорил подполковник.
— Видимо, это что-то означает в переводе… — машинально ответил я ему.
— Да какой там перевод! — воскликнул Мещеряков. — Все очень просто: раньше этот город назывался Петровск-Порт, а после Октября семнадцатого его переименовали в честь революционера Дахадаева — у него кличка Махач была.
