Сергий Радонежский | страница 20
И Сергий уступил: как решит митрополит или епископ, так и будет.
«Какая прекрасная распря! — воскликнул по этому поводу Филарет Московский. — Распря едва ли не превосходнейшая, нежели самое согласие. Здесь смирение старшего сражается с любовью и покорностью младших — единственная брань, в которой ни одна сторона не теряет, а обе приобретают в каждом сражении! Как благополучны были бы общества, если бы члены их так же препирались между собою за сохранение подчиненности, а не за домогательства власти!»
Рано утром Сергий и два инока вышли из ворот обители и отправились в неблизкий путь. Митрополит Алексий в то время находился в Царьграде по церковным делам и оставил вместо себя заместителем епископа Афанасия Волынского из Переяславля-Залесского.
По простоте нравов того времени епископ сразу же принял странствующих монахов и спросил; кто они, откуда пришли?
— Грешный инок Сергий — мое имя, — отвечал проситель, падая перед епископом на колени.
Афанасий Волынский очень обрадовался. Он много слышал о радонежском пустыннике, о его беспримерных подвигах и основанной им обители. Епископ поцеловал Сергия по-христиански и долго беседовал с ним. Сергий просил дать игумена для их обители и наставника монахам. Епископ его мягко укорил:
— Возлюбленный, всем обладаешь ты, а послушания нет у тебя. Следует тебе немощи немощных сносить, а не себе угождать.
Десять лет Сергий по великому смирению отказывался от священнического сана. Зато теперь все произошло просто и стремительно.
Епископ повелел ему принять игуменство. Сергий поклонился и сказал:
— Как Господу будет угодно.
Тут же Афанасий Волынский поставил его в иподиаконы и в иеродиаконы, на другой день облек в священство. А на третий день по желанию епископа Сергий сам служил литургию в Нагорном Борисоглебском монастыре.
Братия встретила нового игумена с ликованием. Для Сергия игуменство было только тяжким послушанием во благо его обители. Не по своей воле взвалил он на плечи этот крест, всегда избегая власти и чинов. Жизнь его мало изменилась, только прибавилось трудов и ответственности за иноков.
По-прежнему он первый входил в церковь и последним выходил из нее. Все долгие службы выстаивал, как свеча, не позволяя себе ни прислониться к стене, ни присесть. А между службами день его был заполнен черным трудом. По-прежнему служил он братии, «как раб купленный». Носил воду из ручья и оставлял у дверей келий. И дрова колол для братиев, чем очень смущал их. Они пробовали протестовать, но напрасно.