Кантемир, если хронологически, горевал и предупреждал: "Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли". А Гаврила Державин: Багряна ветчина, зелены щи с желтком, / Румяно-жёлт пирог, сыр белый, раки красны, / Что смоль, янтарь-икра[?] Шекснинска стерлядь золотая / Каймак и борщ уже стоят[?] / Поесть, попить, повеселиться / Без вредных здравию приправ.
Не обделена Россия и "кулинарно-ориентированной поэзией". Первое слово тут Владимиру Сергеевичу Филимонову, поэту пушкинской поры, тогда же примеченному читателем. Перу Филимонова принадлежит уйма статей, заметок, эссе, "ресторанной критики", как сказали бы ныне, значительный кулинарный словарь. Но в первую очередь поэма "Обед". Она перед нами. Издана в 1837 году в Санкт-Петербурге. Первая глава - "История обеда". Эпический замах: В скрижалях мира вековых, / Раскроем летопись седую, / Гастрономический архив[?] Страница за страницей, чтение-то увлекательное. Главы: "Обеденный устав", "Обеденное уложение", что-то похожее на меню обеда "для блестящей черни" (той поры олигархи?); назидательно пишет о том, что излишне обильные кушанья грозят "злопамятством желудка". Завершая поэму "Большим обедом или пиром", Филимонов не отторгает и европейское поварское сообщество: Бульон сварил француз, швейцарец скомкал жирный сыр, сельдь посолил голландец, салат сготовил итальянец. Но Чтоб сытней был общий пир, / Русак добавил: кулебяку, / Со щами чашу да с ухой, / И вместо рому и араку, / Штоф с запеканкой золотой. Не без иронии - о "шестирублёвом друге Дюма". Словно по Пушкину: "К Дюме больше не хожу. Степан приготовил ботвинью, Лёвушка выхлебал две тарелки". Ныне ботвинью едва ли найдёшь даже в лучших ресторанах, а тем более - на званых обедах. Замены ботвинье не нашлось, теперь, поди, уже и не сыщется. Осетров или стерляди, без которых ботвинья не ботвинья вовсе, где взять? [?]Еда в доме Пушкиных не грешила особой затейливостью, желанием удивить. А.О. Смирнова-Россет замечает, что придворные обеды, на которые она была приглашаема, "были довольно хороши", но она "[?]любила обедать у Пушкина". Обед составляли "зелёный суп с крутыми яйцами, рубленые большие котлеты со шпинатом или щавелем".
Классические рецепты, заметьте, можно восстанавливать не только по классическим повестям, романам, поэмам нашей большой литературы. Если кто не знает, замечательным кулинаром был Маркус Вольф, генерал-полковник, руководитель одной из лучших разведок мира. Он даже написал превосходную книгу "Секреты русской кухни" и привёл в ней 235 рецептур русских кушаний, от сельди с картофелем до солёных огурцов по-крестьянски, солянки московской, щей щавелевых, редьки со смальцем, тройной ухи по-сибирски, ухи архиерейской, окрошки русской, рыбной солянки на сковороде. Есть и собственная разработка "Борщ а-ля Вольф". Обстоятельная пропись, выверенная до мелочей, до самой, казалось бы, незначительности, до деталей и частностей. "В кулинарии, как и в разведке, шаблон ведёт к провалу". Вольф считает, что "тройная сила борща - в свёкле[?] Борщи имеют вкус, удивляющий всех, кто его ест" (страница 84-я публикации Вольфа в переводе Я. Голякова). Сам Маркус Вольф, конечно же, мог бы перевести книгу на русский, которым владел в совершенстве. Как и его брат, Конрад Вольф, известный режиссёр, президент Академии искусств ГДР и[?] соперник Маркуса в поварском пристрастии; оба превосходно готовили. "Какой кулинар не состоялся!" - размечтался один из читателей[?]
