… Неожиданно Павел вспомнил и другой разговор, в котором прямо обвинил тогда Горчакова в подлости…
… В тот вечер поминали общего друга полковника Колю Еременко, погибшего на глазах Павла под Кандагаром. Шел обыкновенный позиционный бой. С той и другой стороны шла ленивая перестрелка. Николай, — военный советник начальника политотдела 2 Армейского корпуса ДРА, и Павел, находившийся тогда по своим делам в корпусе, сидели в укрытии, курили, и вели ничего не значащий разговор. Павел ждал возвращения «с той стороны» разведгруппы.
Неожиданно со стороны проплешины в центре «зеленки», донесся громкий стон. Еременко молча, сунул Павлу свой «Калашников», выскочил из укрытия, и скрылся в кустарнике. Появился через пару минут, неся на своей спине раненного афганского офицера…. И через мгновение, взрыв…. Коля наступил на противопехотную «итальянку»…
В Кандагарский госпиталь доставить не успели. Не приходя в сознание, Еременко скончался в «вертушке». А через пару дней тело полковника Николая Еременко, «Черным тюльпаном» было доставлено на его родину.
На скромных поминках тогда был и Горчаков. Ушел он рано. Прощаясь, сказал Павлу, который не спал почти трое суток, что дает тому на завтра отгул, о чем сам поставит в известность резидента.
Однако все произошло далеко не так. На следующий день Павла срочно вызвали к резиденту. Вызвали по рации. Павел вспомнил, как резидент встретил его тогда, увидев перед собой его помятую и опухшую физиономию. И будучи по натуре человеком очень деликатным, он без слов отпустил Павла отдыхать, предупредив, что доклад о командировке в Кандагар, заслушает завтра.
На следующий день он подошел к Горчакову, посмотрел в его бегающие глазки и, разделяя каждое слово, произнес: «Какая же ты сволочь, Саша…. Ты хотя бы перед памятью Коли, постеснялся подставлять меня…. Ты же сам мне дал отгул…. Какой же ты подлец, Саша…
— Ничего подобного! Я просто не успел поставить в известность резидента…
— Не надо, Саша, — остановил тогда ему Павел и, со словами, — Бог тебе судья, — вышел из кабинета.
Спустя годы, возвращаясь к давно пережитому, которое нет-нет, да и напоминало о себе, он задумывался, а правильно ли поступил тогда на Лубянке в кабинете начальника отдела кадров, отказавшись дать компрометирующую на Горчакова информацию? И сам себе отвечал: «Правильно. Как бы там ни было, совесть моя чиста». Хотя это «правильно» решило тогда его дальнейшую судьбу.
… Генерал на это отреагировал довольно просто:
