— М-да, — задумчиво, словно разговаривая сам с собой, проговорил он. — Думаю, что уловил солнечный блик. — Он нахмурился. — Скажи, Розамунда, — опустил он бинокль, — поскольку уж у нас сегодня день загадок… кто бы там мог наблюдать за нами в бинокль?
Я приникла к окулярам. Он положил мне руку на плечо, и теперь мы сидели щека к щеке.
— Как раз за углом дома. Между зданием и трейлером.
Не без труда я сфокусировала бинокль, но на этом расстоянии уловила лишь размытые очертания фигуры, исчезнувшей в груде декораций.
И неприятные слова мистера Пембертона, и неизвестный или воображаемый шпион, которого заметил Робби, — все это бросило тень на нашу встречу. Тень, которую не могли устранить ни великолепный салат из спаржи, ни ячменные блинчики с домашним вареньем и сливками.
Время от времени Робби бросал на меня задумчивый и оценивающий взгляд. Дважды, словно принося извинение за какую-то невысказанную обиду, он прикасался к моей руке, а один раз он, в самом деле начал:
— Послушай, Розамунда, я собираюсь тебе кое-что сказать…
Он густо покраснел и сквозь зубы пробормотал что-то неразборчивое. Затем покачал головой.
— Да? — сказала я по прошествии нескольких минут, поскольку он так и не закончил. — Так что ты хотел сказать?
— О, ничего особенного. Впрочем, что я говорю? Это очень
важно. Но сейчас я не могу продолжать. Скажу позже.
Мне тут же пришло в голову, что, может быть, он сделает сейчас мне предложение, после чего я тоже зарделась и смутилась. Ибо вдруг подумала, что не хотела бы такое услышать. В то же время я не могла понять почему. Как же мне его остановить в таком случае?
— Я объясню тебе еще до окончания вечера, — бросил Робби. — Я давно понял, что рано или поздно должен это сделать. Обещаю. — И он снова погрузился в сосредоточенное молчание.
Вокруг стояла незамутненная тишина, в которой ясно слышался каждый звук. Но с другой стороны, тишина была полна такого ожидания, словно в мире не существовало ничего иного. Лошади встрепенулись раньше, нежели мы что-то услышали. Обе они вскинули головы и тихонько заржали, а снизу, с тропы, им ответила другая лошадь.
Затем послышался приглушенный стук копыт лошади, которая шла неторопливым шагом, и над Даунсом раздалось громкое приветствие.
— Салют! — Безошибочно можно было узнать сочный американский акцент Гарри Хеннесси. Он предстал перед нами верхом на почтенной серой кобыле, одной из тех, которых арендовали для съемок.
— Надо же! Повезло наткнуться на вас! — Мне пришло в голову, что нас можно было увидеть с расстояния в несколько миль, но мистер Хеннесси был так занят, привыкая к седлу, что вряд ли обратил на нас внимание. — Надеюсь, что я вам не помешал… и вообще…
