— Ну что, леди и джентльмены, — лучась от счастья, спросил он, — все ли чувствуют себя хорошо в этот последний вечер?
— Да!!! — завопила часть аудитории — люди того сорта, которые всегда вопят «да!!!», когда со сцены спрашивают, хорошо ли им.
— Превосходно, — с восторгом сказал Макс, — просто великолепно! Сейчас, когда за окном с каждой минутой набирают силу фотоновые вихри, готовясь разорвать на части последние горячие красные солнца, вы все, я не сомневаюсь в этом, готовы вместе со мной насладиться сладостными мгновениями восхитительных и, можете мне поверить, господа, последних, минут счастья!
Сделав паузу, он обвел зал сверкающим взором.
— Поверьте мне, дамы и господа, — добавил он со значением, — о предпоследних минутах речь уже не идет!
Он снова сделал паузу. Он сегодня особенно четко вписывался в график. Он давал это представление раз за разом, вечер за вечером. Правда, понятие «вечер» было в данном случае условным. Здесь постоянно повторялся один и тот же момент, поскольку ресторан медленно-медленно переваливался через грань времен — и тут же возвращался обратно. И все равно, сегодняшний «вечер» особенно удался, и Макс как никогда тонко чувствовал публику, она вся была перед ним на ладони, на тощей бледной ладони. Он понизил голос так, что посетителям пришлось напрягать слух, чтобы расслышать его слова.
— Это, — прошептал он таинственно, — действительно самый настоящий последний миг, вечная ледяная пустота, в которой сгинет все многообразие вселенского творения. Это, дорогие мои, пресловутый «конец».
Голос его упал еще ниже. В наступившей тишине муха не решилась бы прочистить горло.
— После этого, — сказал Макс, — не будет ничего. Забвение. Бездна. Пустота. Абсолютная пустота.
Глаза его блестнули слезой — а может, он подмигнул?
— Ничего… кроме, разве что, десерта и знаменитых альдебаранских ликеров!
Оркестр сыграл туш. Зря, подумал Макс, артист моего дарования не нуждается в дешевых эффектах. Он сам как на музыкальном инструменте играл на чувствах публики. Сейчас публика с облегчением смеялась, а он продолжил.
— И еще, — выкрикнул он весело, — сегодня вы можете пить сколько хотите! Похмелья не будет — потому что утро больше не наступит!
Он профессионально лучился счастьем, глядя на довольных, смеющихся слушателей. Он посмотрел вверх, на небо, умирающее, как и всегда, но задержал взгляд не более чем на долю секунды. Он верил, что небо исполнит свою партию, доверял ему, как профессионал профессионалу.
