Корабль погрузился во тьму.
Снаружи, оглушительный грохот наповальных пушек по-прежнему сотрясал защитное поле.
— Сосредоточьтесь, — прошипел Зафод, — на его имени.
— А как его звали? — спросил Артур.
— Зафод Библброкс Четвертый.
— Как?
— Зафод Библброкс Четвертый. Сосредоточься!
— Четвертый?
— Да! Я — Зафод Библброкс, мой отец был Зафод Библброкс Первый, дед — Зафод Библброкс Второй…
— Как это?
— Авария — с машиной времени и контрацептивом. Отстань и сосредоточься!
— Три минуты, — известил Форд Префект.
— А зачем, — спросил Артур, — мы этим занимаемся?
— Заткнись, — попросил Зафод Библброкс.
Триллиан молчала. Да и о чем тут, думала она, говорить?
Единственным источником света на капитанском мостике были два красных треугольника в дальнем углу — глаза робота Марвина, прозванного андроидом-параноидом, который, на все наплевавший и всеми забытый, сидел сгорбившись, погрузившись в мрачный и не слишком привлекательный мир своих мыслей.
Над центральной консолью согнулись четыре напряженных фигуры, мучительно пытавшиеся не замечать того, как страшно трясется корабль и каким жутким эхом разносятся по нему удары пушек.
Они насупились.
Сосредоточились.
Сконцентрировались.
Секунды, одна за другой, уводили их в небытие.
У Зафода на лбу выступили капли пота, сначала от напряжения, потом от разочарования, а потом и от смущения.
В конце концов он издал рассерженное восклицание, выдернул руки и стукнул по выключателю.
— Я уж думал, ты никогда не догадаешься включить свет, — раздался голос. — Нет-нет, не слишком ярко, пожалуйста, глаза у меня совсем не те, что раньше.
Четыре фигуры дернулись и сели очень прямо. Медленно они повернули головы, чтобы посмотреть, откуда идет голос, хотя их скальпы со всей очевидностью выказывали крайнее нежелание менять положение.
— Итак. Кто решился потревожить меня в такое время? — сказала крохотная, согбенная, призрачная фигурка из-за куста папоротника на дальнем конце мостика. Обе крохотные кучерявые головы призрака выглядели такими древними, что, казалось, должны были помнить самое начало времен. Одна голова спала, свесившись набок, зато другая пристально щурилась на четверых друзей — и, если глаза его были совсем не те, что раньше, то раньше, судя по всему, ими можно было резать алмазы.
Зафод пошатнулся. Он проделал замысловатый двойной кивок — традиционный бетельгейзианский жест уважения к старшему родственнику.
— Ой… ммм. Здравствуй, прапрадедушка… — едва слышно произнес он.
