Сара кивнула и тихо прошептала:
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – отозвалась Филис.
Обе легли на спину и уставились в потолок.
Летние сумерки долго не уступали места ночи. Было всего десять часов вечера, к тому же воскресного. Парочки в такой вечер еще продолжали прогуливаться, но сестрам полагалось ложиться рано, словно несмышленым детям. Сара полагала, что семнадцатилетняя Филис еще может это терпеть, но никак не она: ведь ей девятнадцать, нет, скоро двадцать лет! Она вытянула свои длинные ноги и, прикоснувшись пальцами ног к задней перекладине койки, прикусила нижнюю губу и крепко зажмурилась.
В памяти всплыла во всех болезненных подробностях сцена за столом у Хетерингтонов. Ей снова стало жгуче стыдно за свое неумение пользоваться вилкой, но стыд сняло как рукой, когда она, широко распахнув глаза, подумала: из этого все равно ничего не выйдет, потому что они сектанты.
Она с самого начала знала, что все тщетно. На что надеяться католичке и нонконформисту? Если бы он принадлежал к англиканской церкви – еще куда ни шло, а так между ними высился еще более непреодолимый барьер, чем разница в социальном положении. Пускай Хетерингтоны тоже обитали на Пятнадцати улицах, две семьи все равно разделяла такая же бездонная пропасть, как последнего подручного из доков и управляющего, проживающего в просторном доме в Вестоу, что в Шилдсе. Перед этим меркло даже то обстоятельство, что четверо Хетерингтонов-мужчин ходили на работу в галстуках и что трое человек, обитающих под одной крышей, имели работу, тогда как ее отчим (мать настаивала, чтобы она звала его отцом) уже семь лет подряд бил баклуши и сейчас бы уже не посмел за что-либо взяться, появись у него такая возможность; даже на разницу между достойным существованием одних и кишащими под обоями клопами у других можно бы было так или иначе (при вмешательстве чуда, разумеется) закрыть глаза, однако над религиозной несовместимостью ни время, ни сама смерть не имели власти. Чего же ради она грызет себя за неправильное обращение с вилочкой для фруктов? А вот как раз по той причине, мысленно разгорячилась она, что у нее вечно не хватает духу посмотреть в лицо реальности, она предпочитает тревожиться из-за мелочей, которые яйца выеденного не стоят, и загораживается от серьезных проблем. Но разве можно загородиться травинкой от всего неба? Если поднести ее совсем близко к глазам, то можно. Но в конце концов рука устанет, травинка упадет, а небо останется на месте… Рано или поздно ей придется смириться с реальностью. (Все эти борения обычно происходили с ней ночами, поэтому по утрам она чувствовала себя совершенно разбитой.)
