И несчастная мать разрыдалась.
В мучительном смятении бросилась Ягуаретта на шею к матери, тоже разрыдалась и сквозь слезы проговорила:
— Твоя дочка несчастна… Если бы сегодня она повстречала своего любимого, завтра ей тоже не было бы страшно умереть.
Колдунья вскочила с места. Нахмурились ее черные брови, дикая ревность пронзила ее: сердце дочери не целиком с нею, в нем живет другая любовь! Она не смела открыть дочери свои чувства — она боялась обидеть, ранить свое дитя. Бабоюн-Книфи опустила голову и тихонько заплакала.
Но когда Ягуаретта все ей открыла, рассказала, как отверг Геркулес ее любовь и предпочел Адою, лицо колдуньи воспылало гневом. Ее дочь отвергли!
— Этот европеец воюет с нами и с нашими друзьями с Сарамеки! — воскликнула колдунья. — Он любит бледнолицую девушку из Спортерфигдта, ее отец убил твоего отца! Забудь его, дочка, он тебя не стоит. Он злодей, он зол и лжив, как все его соплеменники. Ты дочь одного из самых отважных пяннакотавских вождей. Ты полюбишь молодого воина. Он повесит над дверью нашего карбета скальпы побежденных врагов и шкуры убитых тигров.
Мы уйдем из крааля в Синие Горы — там ты родилась, там могилы наших предков. Там не будет ни бледнолицых, ни чернокожих — ни один чужеземец не топтал еще землю наших прекрасных долин. Там и воздух чище, чем в низине, и солнце ярче. Дочка моя, милая, любимая, пойдем туда! Там найдем мы счастье и покой. Каждый день я буду приносить за тебя жертвы Мама-Юмбо. И Мама-Юмбо услышит мольбы мои — он любит меня, ведь он вернул мне дочь. И он пошлет тебе в супруги гордого и отважного воина с Синих Гор.
Ягуаретта выслушала мать, грустно покачала головой и сказала:
— У наших воинов кожа подобна гранатовой кожуре, как и у меня, а у любимого моего, матушка, кожа гладкая и белая, как караибская роза. У наших воинов черные злые глаза, а у любимого моего взгляд кроткий и глаза голубые, словно крылья мотылька. У наших воинов голоса грубы, а у любимого моего голос певучий и тонкий. Наши воины носят шкуры и перья, они свирепы и дики. А любимый мой — матушка! — если бы ты видела платье его, шитое золотом, и его блестящую шпагу, и бахрому на плечах, что он носит за храбрость! Он прекрасен и смел; так смел, что старейшие белые воины говорят с почтением о нем. Нет, матушка! Не вернется твоя дочь на родину, в Синие Горы: она там умрет.
Чтобы жила Ягуаретта на свете, ей надо дышать одним воздухом с прекрасным европейцем. Она еще его не видела, только слышала о нем, а уже любила, уже хотела быть красивой ради него. Она его увидала — словно нить-невидимка привязала ее к нему. Она не могла отвести глаз своих от его глаз. Куда смотрел он, туда смотрела она. Он говорил — она шепотом невольно повторяла его слова. Он улыбался — она улыбалась; он вздыхал — она вздыхала.
