Амосов с горечью писал: «Огромное кладбище, если бы могилы собрать вместе. В нем были и могилы умерших от моих ошибок». Каждый умерший раненый отзывался болью в его сердце.
Постепенно Амосов осваивает новые приемы военной медицины, обработку ран, огнестрельных переломов. Главный хирург полевого эвакопункта Аркадий Алексеевич Бочаров (дружба Амосова с которым сохранилась на всю жизнь) обучал хирургов глухому («юдинскому») гипсу, названному по имени знаменитого российского хирурга и ученого С. С. Юдина. Амосова очень смущала эта методика: «Как так, гипс прямо на обнаженную рану? Оказывается, писали в хирургических журналах после финской о глухом гипсе. История у него давняя и источники русские. От Пирогова, с Кавказской войны. Преимущества для лечения переломов: обломки не могут сместиться, правильно и быстро срастаются, раненый может ходить, наступая на ногу, нет атрофии мышц. Но для раны сомнительно. Не верю, что микробы погибают в гное, который медленно просыхает через гипс, а наблюдать за раной невозможно – вдруг флегмона, гнойные затеки, газовая, сепсис? Техника гипсовой повязки очень важна, применяется строго стандартизованная метода, ее легко освоить». Впоследствии эта методика была улучшена Амосовым, его метод значительно уменьшил смертность от сепсиса при таких ранах.
А под Москвой шли тяжелые бои. Войска Красной армии остановили врага и перешли в контрнаступление, госпиталь ждал: скоро прибудут раненые – уже «наступающие», скорее всего, их будет много, и нужно быть в полной готовности. И ППГ-2266 не подвел, работа была четкой, слаженной, во многом благодаря самоотверженности, дисциплине и потрясающей работоспособности Н. М. Амосова и его коллег.
Перед новым, 1942 годом госпиталь перевели в Подольск, там снова развернулись. Поступления были большие. Опять были потери – привезенные после бомбежки тяжелые раненые погибли, Амосов, как всегда, винил себя – поторопились с операцией, а надо было выжидать, пока повысится кровяное давление: «Так трудно дается опыт».
23 января поступил приказ: немедленно переезжать в Калугу. Там под нужды госпиталя отдали трехэтажное здание бывшей духовной семинарии. Полуразрушенное, холодное, впрочем, весь город был в руинах, дома сожжены или взорваны, неубранная техника, замерзшие трупы немцев.
В семинарии уже размещали раненых, не дожидаясь, пока заделают проломы в стенах и разбитые окна, ставили печки, коптилки, постепенно обустраивались. Каждый день привозили новых раненых. Врачи работали по 24 часа в сутки, сменялись бригады.
