Суматоха вокруг не утихает.
Среди этих людей, объединенных общим весельем, я начинаю чувствовать себя немного одиноким.
Мне уже хочется, чтобы они перестали бегать, прыгать, гоняться друг за другом, громко смеяться, обнимать и целовать друг друга.
Я иду обратно к палатке.
Только теперь ощущаю порывы холодного ветра и кутаюсь в свое белое с продольными темными полосами покрывало.
Прячу руки в складках ткани.
Подхожу к палатке. Вход опущен. Это кто-то из рабов брата опустил вход.
Черные рабы Элифаса, быстро пригибаясь, насыщаются поспешно тем, что осталось от нашей трапезы. Заметив меня, они приостанавливаются. Но я вовсе не хочу мешать им или препятствовать. Какие радости у раба? Разве что насытиться объедками. Я машу рукой дружественно, чтобы показать, что не надо бояться меня.
Я и сам вдруг чувствую, что проголодался.
На циновках снова все разбросано в беспорядке. Остывшие куски жареного мяса, надкусанные ломти лепешек. Из опрокинутого кувшина льется вино, смешанное с водой.
Я беру целую лепешку, мяса, и наливаю в глиняную кружку вина.
Ветер взметает песок. Легкая туча песчинок опускается на пищу, запорошивает блюда и кубки, рассыпается неровным узором на гладкой поверхности медных подносов.
Я кусаю лепешку. Песок скрипит на зубах.
Мой дружеский взмах руки, кажется, расположил ко мне черных рабов Элифаса. Один из них подходит ко мне. Я сижу у края циновки. Черный раб что-то говорит мне и делает какие-то знаки руками.
Но его толстые красные губы так искажают наш язык, что я не могу понять его. Что он хочет сказать? Мне кажется, будто он хочет, чтобы я позвал остальных пирующих. Да, это. Он об этом настойчиво просит. Но для чего? Не понимаю.
Внезапно, в одно мгновение, черный раб Элифаса хватает меня за руку и, волоча по песку, втаскивает в палатку. Я едва не поперхнулся вином. Кружка, хлеб и мясо упали из моих рук. Успеваю заметить, что и другие рабы уже в палатке, стеснились, дрожат. Но что же случилось? Я пытаюсь понять. Я думаю, что мне надо выбежать из палатки, броситься к братьям и сестрам. Да, я понял, я должен предупредить их об опасности.
Но все это, все, занимает одно мгновение.
Я не успеваю.
Палатка страшно трясется.
Это порывы ветра бьют песком в козьи шкуры.
И вдруг я понимаю, что это.
Это страшный песчаный вихрь. Он взвивается внезапно, столбом страшным взметывает тучи песка.
Когда наш отец был молодым, он один раз посмотрел в лицо такому песчаному вихрю. Он увидел лик Шатана. Это Шатан мчался куда-то по своей воле; или, повинуясь приказу Ягве, должен был покарать кого-то из людей.
