Он уставился на нее, затем бессердечно расхохотался.
— О, я не подумал. Да, для дебюта сегодняшнее путешествие было тяжким.
Он протянул руки, приподнял ее и опустил на землю легко, как ребенка. Это выглядело не очень достойно. И стало еще менее достойным, когда Анжела пошатнулась, как только он отпустил ее.
Он тут же снова подхватил ее.
— Судорога?
В его голосе прозвучало сочувствие, но девушка была слишком поглощена неожиданным отказом своих ножных мышц, чтобы заметить это. Она покачала головой, в широко открытых глазах стояла тревога.
— Нет, не знаю. Я не чувствую ног.
— Мышцы онемели, — сказал он, бережно опуская ее на землю. — Разотри их. Это скоро пройдет.
Анжела последовала его совету. Слабое чувство обиды рассеялось, когда кровообращение восстановилось, ноги обрели чувствительность и как следует разболелись. Она немного выпрямилась. Фил поставил фонарь на землю и теперь снимал с лошади сбрую. Он не замечал ее мучений. Ладно, подумала Анжела со вновь вспыхнувшей обидой, он тут же ее заметит, когда обнаружит, что костер не разожжен.
Фил тем временем уже положил рюкзаки на землю и начал развязывать их.
— Давно ты здесь? — бросил он через плечо.
— Пять лет, — ответила она.
— Пять лет? — Он поднял глаза в немом изумлении. — Но, конечно, не с Уинстоном?
— Почему же? С Уинстоном.
Смуглое лицо выразило неприкрытое недоверие.
— Я не очень близко знаю этого человека, но здесь не слишком населенная местность. Я должен был бы слышать, что у него есть молодой помощник. Торговцы знали бы. Или шахтеры.
— Нет, — тихо сказала она.
Его брови сошлись в одну линию. Это придавало ему еще более повелительный и нетерпеливый вид, чем обычно.
— Он что, тебя скрывал?
— Да.
Фил прикрыл глаза, опустив веки. Но ничто не могло прикрыть насмешливую улыбку на губах.
— Не объяснишь ли зачем? — протянул он.
— Это сложно…
— Ладно, — сказал Фил, улыбнувшись одними глазами. — Пить лет назад ты был совсем еще ребенком. Сколько же тебе тогда было? Одиннадцать? Двенадцать?
На самом деле ей тогда было восемнадцать. Но в качестве мальчика, ей и сейчас нельзя было дать больше восемнадцати, и она об этом знала. Анжеле страшно не хотелось в этом темном и уединенном месте открывать ему, что она не мальчик. Она опустила глаза и рассказала лишь часть правды.
— Он… мы… мое пребывание в доме хранилось в тайне. Когда приходили гости, я прятался в лесу. Дети, конечно, знали о моем существовании, потому что я их учил. И еще индейцы. Больше никто.
