И, несмотря на то, что был гигантом,
на Дюжина обрушил тонкий крик:
— Негодник! Что ты сделал с лейтенантом?!
Подсунуть эту клячу… гробовщик!..
Наш Дюжин очень уважал комбата,
который проявлял обычно такт.
Казак развел руками виновато:
— Лошадка героическая… Хвакт!
Не по нутру ей городские плиты —
с казаками в атаку шла она.
А то, что бабки пулей перебиты —
так то, хвактично, не ее вина…
И было что-то в голосе такое,
скорей всего, растроганность и боль,
что вдруг комбат остыл, махнул рукою,
тем жестом словно говоря: уволь…
Стер со щеки я капли дождевые
и, не смотря в старшинские глаза,
отвел в конюшню Фару — и впервые
сам ей насыпал щедрого овса.
Перенесли мы базу в Сихалом.
Не ведаю, что с Дюжиным случилось,
но как-то днем, наполненным теплом,'
переменил он, вроде, гнев на милость.
Я снова собирался в штаб полка.
Я приказал, чтоб мне подали лошадь.
И увидал еще издалека,
что он меня собрался огорошить.
Он шел ко мне, ведя на поводу,
нисколько не подчеркивая власти,
кровей венгерских чистую Звезду —
красавицу почти вороньей масти.
Она сердца всем разбивала в прах
и шеей лебединого овала,
и тем, что как бы шла не на ногах,
а вроде бы на струнах танцевала.
Она была надменна и горда,
как будто ощущала блеск короны.
И в самом деле, белая звезда
на лбу ее светилась раскаленно.
И Дюжин,
как богатый меценат,
развел руками празднично и щедро:
— Вот, Звездочку берите, лейтенант!
Хвактически, она пошибче ветра…
В моей груди перехватило дух:
признал, признал, чертяка колченогий!
Но я пробормотал лишь «ладно» вслух
и через миг помчался по дороге.
Звезда такою иноходью шла,
что всадник мог в седле не шевелиться:
казалось, расправляла два крыла
и вас несла по воздуху, как птица.
Приехав в штаб, у низеньких ворот
привязывал я долго иноходца
и с наслажденьем ждал, пока народ
на чудо подивиться соберется.
Шли офицеры в скрипе портупей,
восторг связистки выражали веско.
И даже сам полковник Горобей,
взглянув в окно, задернул занавеску.
Связистка Маша, прислонясь к крыльцу,
сказала, запинаясь и краснея:
— А эта лошадь очень вам к лицу!
Вы, если скучно,
заезжайте с нею…
Вскочив в седло, я тронулся назад,
нахохленный от спеси, слово аист,
и знал, что офицеры вслед глядят,
испытывая истинную зависть.
Звезда шла рысью.
Мерно даль текла.
Потом Звезда шарахнулась внезапно,
и я едва не выпал из седла,
спиной невольно ожидая залпа.
Однако на полях стояла тишь.
А Звездочка храпела и дрожала.
Я чертыхнулся — оказалось, мышь
дорогу вороной перебежала!
Весь путь обратный Звездочка, увы,
