— Каарел, ты можешь заткнуть эту дуру? — негромко спросил Дядя Фил.
Эстонец посмотрел на пульт управления — он был закрыт крышкой и запломбирован. Доктор Томмсааре покачал головой.
Наконец, под аккомпанемент мерзкого голоса все пассажиры заняли свои места, автобус закрыл двери и тронулся. Сначала я смотрел в окно, но за ним не было ничего интересного, кроме мчащихся автомобилей и сплошного леса вдоль обочин.
Происшествие с Тийной наполнило мою душу смутным предчувствием несчастья… Остальные пассажиры тоже выглядели встревоженными, а кто-то был явно напуган. Я посмотрел назад. В хвосте салона, на диване, свернувшись в клубок, лежала Тийна. Мне почему-то показалось, что она не спит. Я встал со своего места и перебрался к ней.
Она действительно не спала. Когда я подошёл, она повернула ко мне лицо с крепко зажмуренными глазами.
— Кто это? — спросила она.
— Это Илья. Можно здесь присесть?
— Только тихо: Каарела разбудишь!
Я взглянул на Эстонца, сидевшего в ногах у Тийны. Он спал, откинув голову на спинку дивана.
— Кому из вас укол сделали? — хихикнул я.
— Не смешно, — отрезала Тийна, не открывая глаз.
— А почему ты боишься автобусов?
— Давай о чём-нибудь другом, умоляю!
Бедная Тийна съежилась ещё больше и прижала ладони к глазам. Ругая себя за глупость, я принялся выискивать повод для разговора и снова посмотрел на Эстонца.
С левой руки спящего доктора свешивались длинные верёвочные бусы — чётки. Обычно Эстонец не выставлял их напоказ, а носил, намотав это странное украшение на запястье. Всё-таки, вы немного пижон, господин Томмсааре. Впрочем, с балетными это бывает… Я вдруг кое-что вспомнил.
— А почему Надежда назвала его Кирюшей? — спросил я.
— Потому что его зовут Кирилл, — отозвалась Тийна. — Мы же сэту. Бабушка крестила нас в православной церкви, у нас обычные православные имена…
— А почему же он тогда Каарел?
— Это его в приюте переименовали. Когда бабушка умерла, нас с ним отправили в приют в Таллин. Мне тогда было полтора года…
— А как же он в балет попал?
— Педагоги пришли в приют, посмотрели детей, и его выбрали… Сказали, что данные хорошие…
— Правда? — недоверчиво произнёс я. — Но ведь он такой…
— Какой? — зевнула Тийна; видимо, наш разговор немного отвлёк её, и она начинала засыпать.
Я не стал уточнять насчёт не очень-то балетной фигуры Эстонца. В конце концов, в детстве он мог и не быть толстым…
— А как твоё настоящее имя? — спросил я.
— Татьяна, — ответила Тийна и заснула.
Глядя на неё, я тоже начал клевать носом и вскоре задремал. Мне показалось, что спал я совсем недолго. Но, когда проснулся, автобус больше не двигался, салон заливал тусклый свет «дневных» ламп. Тийна протирала заспанные глаза.
