Первая заповедь блаженства | страница 44
Я, кажется, покраснел от удовольствия. Немного осмелев, я подошёл к ней поближе.
— Он унизил тебя перед всем классом! Неужели, он не понимает, как это ужасно? Небось, он сам бы заревел, окажись на твоём месте…
Тийна покачала головой.
— Каарел не заплакал бы, — ответила она, — он, наверно, не умеет. Я никогда не видела. Даже в тот день, когда он узнал, что все наши друзья…
Тийна неожиданно замолчала. Я ждал продолжения, но не дождался.
— А вообще-то, он прав, — внезапно проговорила девчонка. — Это все равно: кружок или Большой театр. Везде нужно работать как следует… И держать себя в руках.
Я открыл рот, но не нашёлся, что сказать на это. Тийна утёрла слёзы.
— Конечно, это тяжело, когда педагог — твой родственник, — продолжала она. — В классе нужно об этом забыть, а у меня не всегда получается. Поэтому Каарелу приходится меня наказывать. Он всегда очень расстраивается из-за этого… А у тебя есть братья или сёстры?
Я пожал плечами.
— Вроде, случались иногда, но им было отказано в праве на рождение…
Дверь балетного зала приоткрылась, и из-за неё высунулась голова Эстонца. Лицо у него было расстроенное. Он посмотрел на нас, но ничего не сказал.
— Каарел! — вскрикнула Тийна, подбегая к брату и прижимаясь к его необъятному пузу.
— Переодевайся на репетицию, — промолвил Эстонец, ласково отводя со лба сестры светлую прядку, выбившуюся из строгой причёски; покосившись на меня, обычно бледный доктор слегка покраснел и поскорее убрался обратно в зал.
Тийна изобразила какое-то жизнерадостное па и вернулась к окну.
— Вот видишь, он уже не сердится, — заметила она.
— Угу, — ревниво промычал я.
— Он такой добрый, такой заботливый! — продолжала восторгаться Тийна. — Да ты ведь и сам знаешь! Ведь это Каарел уговорил Ольгу Васильевну оставить тебя у нас!..
— Да, я знаю, — подтвердил я. — Только не знаю, почему.
— Я тоже не знаю, — пожала плечами Тийна.
— Как! Разве он даже тебе ничего не сказал?! — изумился я. — Своей родной сестре?!
— Ты плохо знаешь Каарела! — в голосе Тийны появилась гордость. — Уж если он решил молчать, то от него ни слова не добьешься. Упрямый до невозможности. Если б ты знал, что мне стоило уговорить его не стричь волосы и носить одежду, которую я ему шью! В ней он похож на ангела, правда?.. Ой, мне же надо переодеваться! Извини! До встречи!..
Тийна улыбнулась, махнула мне рукой и упорхнула. Я посмотрел ей вслед…
После ужина я сказал Эстонцу, что согласен быть аккомпаниатором. Я быстро запомнил мудрёные французские названия упражнений и научился подбирать к ним музыку, но… Моя игра почему-то никого не радовала. Хотя мои пальцы отнюдь не потеряли прежней быстроты и ловкости, балерины говорили, что от моих пассажей их ноги становятся деревянными…