С горькой улыбкой, стараясь унять окрашенное печалью нетерпение, Митч открывает обложку. Это своего рода дневник. Нет, сборник писем. В уголке нацарапана дата. Митч глядит на календарь над кроватью. Стало быть, написано это было семь лет тому назад. Семь лет. Долгий срок. Целая жизнь.
Ну-с, почитаем.
Дорогая Рэйчел,
С чего начать? Сама знаешь, я и раньше в речах был не силен, а скоро, доктора говорят, будет и того хуже. Выходит, тянуть с этим мне нельзя. А то и слов никаких не останется.
Они говорят: болезнь Альцгеймера. После того удара я начал все забывать, и теперь они говорят, что «проводки» у меня в голове все поперепутывались. Представляешь? У меня в голове запутанный клубок. Помнишь, когда ты была маленькой и я тебя причесывал по воскресеньям? Один раз у тебя был такой колтун, что пришлось его ножницами отрезать. Ты помнишь? А моих колтунов ножницами не отрежешь.
Вернуть бы нам те деньки. И те года, когда ты была маленькой и тебе надо было помогать расчесывать волосы. Я старался, чтобы не было больно, но ты все равно плакала иногда. Ты прости меня. Сколько бы всего я изменил.
Взять хоть наш последний разговор. Я был так зол. Нет, не зол, – мне было страшно. Знаю я, что он за человек, этот твой Сайрус. Я пятнадцать лет прожил бок о бок с любительницей распускать язык и руки. За милю их вижу. Только глянул, сразу понял: Сайрус Прайс вколотит тебя в гроб. Я на все был готов, лишь бы помешать этому. А что вышло? Вместо того чтобы оторвать тебя от него, я оторвал тебя от себя. И вот теперь я решил оставить тебя в покое. Может, если перестать допекать тебя, ты остановишься, обернешься и увидишь, что я давным-давно жду тебя.
Не очень у меня складно получается, да? Я же говорил, не мастак я по этой части. Кто знает, умей я получше выражать то, что думаю, что чувствую, у нас до такого и не дошло бы. Сколько лет я тебя не видел? Пять? Больше? Я здесь потерял счет времени, но сдается мне, что целую вечность. Все бы отдал, только бы поговорить с тобой, посмотреть на тебя.
Мало что осталось в дырявой памяти, да и время ушло, но я хочу рассказать тебе все, что пока еще помню. Почему любил твою мать. Почему заступался за нее. Как почти всю жизнь считал, что любить и обеспечивать – это одно и то же. Думал, если у тебя есть крыша над головой, если ты одета, обута, сыта, то и довольно. Это теперь я понимаю, что не работа моя тебе была нужна, а я сам. Мое внимание, мое время. Может, не надрывайся бы я как проклятый да почаще обнимай тебя, глядишь, все было бы по-другому.
