– Я не дедушку имела в виду, когда спрашивала, а твоего папу.
– А папа тут при чем? – удивилась Лили.
– При всем! – Я раздраженно всплеснула руками. – Я из сил выбиваюсь, чтобы тебе было хорошо. Чтобы тебе жилось лучше, чем мне в твои годы. Но я же не волшебница, я не могу быть тебе папой.
– И дедушкой не можешь быть!
Я зажмурилась, застонала:
– Отлично! Твоя правда. И дедушкой не могу быть.
Лили надолго замолкла, потом повозилась на кровати и затихла. Я открыла глаза. Лили лежала на спине, уставившись в потолок.
– Наверное, тебе надо перестать выбиваться из сил, – проговорила она. – И не стараться быть всеми сразу.
– А по-моему, идеально налаженная жизнь – это счастливая жизнь.
– Идеальной жизни не бывает, – глубокомысленно изрекла Лили.
– Я и не знала. – Откинувшись на свою подушку, я повернулась лицом к дочери: – Я тебя подвела, да? И в один прекрасный день все это всплывет на консультации у психолога?
Лили фыркнула:
– Уж будь уверена! Только ничего ты меня не подвела. Просто мне нужно то же, что и всегда: правда. Я пойму, мам.
– Ты ее получила. Воз и маленькую тележку правды. Пакость, верно?
– Да, иногда.
– И ты хочешь еще?
– Хочу. – Лили положила руки под щеку, не сводя с меня глаз. – Я не боюсь. И потом, меня Бог бережет. Можешь не волноваться.
Я вскинула бровь. Однако мудрая у меня дочь. Удивительный ребенок.
– Откуда ты знаешь, что Бог тебя бережет?
– В псалмах так написано.
– С каких это пор ты читаешь псалмы?
Прайсы всегда были примерными прихожанами, но чтобы цитировать Святое Писание? Такого за нами не водилось.
– Сара читает нам молитвы перед репетицией живых картин. Вчера про это рассказывала. Это такой обет. Сара говорит, Бог мой заступник и спаситель.
– А мне казалось – я твой заступник.
Лили молчала.
– Ладно. – Я убрала прядь волос у нее со лба. – Я все поняла. Ты растешь. Ты сильная, и мудрая, и удивительная. И ты достаточно взрослая, чтобы знать, почему тебе нельзя к дедушке.
– Я взрослая?
– Да. Я думала, ты еще маленькая. Но похоже, ошибалась. И не только в этом.
* * *
Смерть матери оказалась ударом. И не только из-за своей внезапности. Во мне боролись самые разные чувства – горе, шок и еще кое-что, в чем не очень-то хотелось сознаваться: облегчение. После смерти матери сквозь тучу, всю жизнь висевшую надо мной, забрезжил какой-то свет. И хотя дом без нее опустел, помрачнел даже, но в тихих комнатах поселилось спокойствие. Такой вот побочный эффект.
Стояло лето, самая горячая пора для папы. Мне же заняться было абсолютно нечем, и после похорон Бев я несколько дней безвылазно проторчала у себя в комнате, единственном месте, где раньше чувствовала себя в безопасности и где теперь даже могла запереться. Кто запретит? Матери уже нет.
