Снежный ангел | страница 56
– Ты видел?
Макс кивнул. На губах его гуляла улыбка, но глаза смотрели печально.
– Метель тогда разыгралась. Я услышал голоса на улице. Ну, думаю, застрял кто-то. А это вы. Ты и твой папа. Не помню, чтобы видел тебя такой счастливой.
Папа… Что-то зашевелилось у меня в душе. Страстное, отчаянное желание вернуться в то время, когда моя ладонь целиком пряталась в его руке. Как коротки были те дни и как непреодолима обида, что выросла между нами. Но на мгновение все дурное отлетело, как шелуха на ветру. Значение имело только одно: в ту ночь, когда он был мне очень нужен, он был рядом.
В тот вечер мать накинулась на меня особенно остервенело. Не помню, что я такого сделала или не сделала, но только она так рассвирепела, что ударила меня. Я уже была слишком взрослой, чтобы меня шлепать. И без того я терпела это стыдное наказание дольше, чем следовало. А в одиннадцать лет я уже была матери по плечо. Отшлепать? Об этом не могло быть и речи. Поэтому мать влепила мне пощечину.
Довольно жалкая попытка заставить меня слушаться. К тому же она едва держалась на ногах, и оплеуха получилась не слишком сильной. Но все равно было больно. Слезы брызнули у меня из глаз.
– Марш к себе! – рявкнула она, отворачиваясь.
Могла бы и не говорить – мне самой не терпелось убраться с ее глаз.
В комнате было холодно. Мороз разрисовал окно диковинными загогулинами. Я захлопнула дверь и помедлила, не отпуская замка. Один маленький поворот – и никому не ворваться в мою крепость. Только нельзя. Бев терпеть не могла, когда я запиралась. Вздумай она продолжить наш «разговор», а дверь заперта, мне не поздоровится.
Тогда я решила забраться в постель, прямо в одежде, и с головой накрыться одеялом, оставив только щелку для глаз. Я смотрела в долгие зимние сумерки за окном и ждала какого-нибудь знака, что все обойдется. Но видела только морозные узоры на стекле.
Она и раньше орала на меня. И раньше била. Но сегодняшняя обида была особенно глубокая, сочилась горьким ядом. Обычно я умела отгородиться от всего мира, улизнуть в свою нору, где можно не думать о том, что она сделала. Но не сегодня.
Я тихо заплакала, но каждый всхлип болью отдавался во всем теле. Я зарылась головой в подушку, чтобы никто не услышал моего плача. Не знаю, сколько я так пролежала. Когда слезы начали высыхать, уже давно стемнело.
Скрипнула пружинами кровать. Я испуганно вздрогнула. В комнате кто-то был. Мать! Наверное, явилась приказать, чтоб я заткнулась… Но на кровати сидел папа. В рабочей одежде, пахнущий опилками и железом. В полумраке я разглядела ссадину на лице. «Где это он так поцарапался?» – подумала я, забыв на миг собственные горести.