Из Комиссии буквально в последний момент, накануне экзаменов, был выведен Агеев с кафедры коллоидной химии, и место зияло. Брешь была заткнута мной при помощи силового приема, проведенного Алевтиночкой с блеском профессионала. Она заявилась ко мне прямо домой без звонка, используя принцип внезапности. Направившись к стулу, на полпути передумала, двинулась к креслу, не торопясь устроилась, нашарила в сумочке носовой платок и заплакала. Но как-то малоэмоционально — видимо, не очень старалась. На первом плане у нее был, конечно, текст:
— Ты должна меня выручить. Больше некому! Я горю. Ужас, кошмар! Комиссия не укомплектована. Катастрофа! Экзамены на носу. Агеев, идиот, кретин, погорел… Если не ты…
— Так ведь Харитонов, я слышала, не прочь бы. Может, он? Сейчас принесу водички, — слабо попыталась отбиться я.
— Воды не надо. Харитонов невежда, негодяй, двурушник и человек Цветкова.
Алевтиночка подбавила эмоций: затрясла прической, высморкалась и легонько подвыла, демонстрируя сколь нестерпима ей даже мысль о Харитонове — человеке Цветкова. Откровенно говоря, на ее месте я бы тоже была не в восторге.
— Конец мне! Пропадай всё! Погибну, погибну, выйду из Комиссии, — по-бабьи запричитала, войдя наконец в роль, Алевтина…
«Ну и выйди, тоже мне, трагедия Эсхила! Вряд ли погибнешь», — подумала я и пробормотала:
— Да зачем уж так убиваться! Наверное, можно что-то придумать…
— Спасибо, вот уж спасибо, золотая моя! Значит всё, всё, решено, договорились! Завтра ровно в девять в триста восьмой аудитории, оформление документов беру на себя! — вскрикнула она и с дикой скоростью сиганула за порог. Разве что запаха серы за собой не оставила…
Команда была сформирована как обычно — по принципу Ноева ковчега. Семь пар «чистых» — свои, институтские. Семь пар «нечистых» — сплошь членши партии, отличницы народного образования, наилучшие и наизлейшие — мобилизованы и призваны из средних школ. В этом были резоны. Смычка средней и высшей школ — это раз. Немалый раз. И очень важное два — школьная учительница это надежная подстраховка при постановке двоек и приравненных к ним троек. Вообще-то двоек ставили мало, тройка по сути то же самое, но в рассуждении скандала куда спокойней. Видите, папаша, объективность налицо, вашу девочку спрашивала школьная учительница в рамках школьной, сами понимаете, программы. И поставила тройку, то есть «удовлетворительно». Но жаловаться — это, конечно, ваше право. К тому же, в случае чего (не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу!) можно было это самое, ну понимаете, списать на их неопытность в сложном деле приема вступительного экзамена. Ведь институтскому человеку поскользнуться на этом льду никак нельзя. А с них, со школьных-то, известное дело, взятки гладки — строго поставят на вид и тихо уберут с вида. Заслуженные учительницы гордо выступали парами в своих темно-синих и бордовых платьях, но дворцовые интриги, тайные инструкции, особые списки и подбрасывание отравленных перчаток были не для них. Для этого имелись «свои», институтские…
