Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли | страница 75



В нарушение традиций военных советов[70] первым в обсуждении доклада слово взял отнюдь не младший по чину и возрасту. Им был генерал от инфантерии, командующий 1-й Западной армией Барклай де Толли.

Побледневший, осунувшийся, преодолевая волны озноба очередного приступа лихорадки, он твердо заявил: «…Главная цель заключается не в защите Москвы, а в защите отечества, для чего прежде всего необходимо сохранить армию. Позиция невыгодна, и армия подвергнется несомненной опасности быть разбитой. В случае поражения все, что не достанется неприятелю на поле сражения, будет уничтожено при отступлении через Москву. Оставлять столицу тяжело, но если мужество не будет потеряно и операции будут вестись деятельно, овладение Москвой, может быть, приведет неприятеля к гибели…» И далее: «Сохранив Москву — Россия не сохраняется. Но оберегши армию, еще не уничтожаются надежды отечества, и война… может продолжаться с удобствами: успеют присоединиться в разных местах за Москвой приготовляемые войска».

Словом, Москву Барклай предложил оставить без боя, отступление же провести по нижегородской дороге, дабы сохранить сообщение как с Петербургом, так и с южными губерниями России. Железная логика Барклая, безусловно, возымела большое воздействие на умы присутствующих, облегчив тем самым принятие решения Кутузову.

Мнения «за» и «против» оставления Москвы разделились (большинство было против оставления Москвы без боя). При этом у некоторых были и свои «оригинальные» предложения. Тот же Беннигсен ничтоже сумняшеся предложил наступательный вариант. «Об этом следовало бы подумать ранее и сообразно с тем разместить войска», — резко прервал его Барклай.

Последним, как и положено на военных советах, говорил Кутузов. Поддержав доводы Барклая, он произнес вошедшую в историю Отечественной войны фразу: «С потерей Москвы не потеряна Россия… Приказываю отступать».

Итак, выбор был сделан. Москва без боя отдавалась на поругание и бесчестие. Кутузов в той архисложной обстановке вынужден был решиться на такое прежде всего потому, что армия ему доверяла. В отличие от Барклая, он имел на это моральное право.

Действительно, нетрудно предположить, что могло бы случиться с Кутузовым, если бы он, будучи во главе английской армии, решился сдать противнику Лондон без боя. Очевидно, что он стал бы жертвой народной ярости!

То же самое могло бы случиться и с Барклаем, окажись он теперь на месте Кутузова.

Как бы там ни было, а с получением Петербургом протокола заседания военного совета в Филях на голову Барклая посыпались новые проклятья.