Проникновение | страница 46



— Нужно выйти за его пределы? Поэтому уничтожают взломщиков? Боятся перемен?

— Да, боятся, хоть и знают, что никто ни из простых смертных, ни из посвящённых не способен повлиять на время и путь.

— По-моему, что-то подобное было в «Ветхом завете»: «Когда начало и конец соединятся, вы станете Богом». Очевидно, это и есть «путь земли»[40]. К истоку реки времени. Первопричина в нас, но нам она неподвластна. Неразличима, как будущее.

— А я верю, что если изменить не причины поступков, а хотя бы желание одного человека, то и мир станет другим.


Знаю, что ты чувствуешь. То же, что чувствует Маугли. Когда открыла глаза, тебя рядом не было. Уехал, сбежал, оставил меня одну в промороженном насквозь шале. Камин давно погас. Изо рта шёл пар. За окнами хлопьями валил снег, а точнее, висел неподвижно, будто застыл в полёте от холода.

Маугли стояла у окна, спиной ко мне. Ожидание, воплощённое в живом человеке. Смотрела на снег, на ослепительно белый снег. Её волосы на фоне снега выглядели бледно-русыми, и я подумала, что белый цвет родом из царства неживой природы, в человеке его быть не может. Совершенство нам недоступно. Непостижимо нами.

— Свободна, — сказала она, не оборачиваясь, — когда лишена необходимости выбирать. Мы несвободны, потому что обречены на выбор и на муки сомнений в его правильности. Свобода — в незнании последствий выбора, невозможности понять его причину.

По-прежнему не глядя на меня, прошла через комнату в кухню и вернулась с чашкой дымящегося кофе в руках.

— Вот, выпей, согреешься. Камин топить незачем, нам пора ехать.

Кофе обжёг губы и горло, я тоже вернулась. Увидела её не во сне.

— Прометей, — продолжала она, — вместе с огнём разума подарил нам и коршуна — чувство ответственности за свои поступки, сознание через чувство вины. Однажды я была по-настоящему свободной. Жила с Арно несколько месяцев, когда поняла, что растворяюсь в нём без остатка. Осенний дождь продержал нас запертыми в доме несколько вечеров к ряду. Мир исчез, и не было ничего за дверью: ни дома, ни улицы, ни города, ни дождя, ни Земли. Мы совершенно одни летели в ледяной пустоте открытого космоса. Если шагнёшь за дверь без скафандра… Главный выбор в жизни человека — между любовью и одиночеством. Между другим и собой. Как в Храме Маат взвешиваешь на весах истины любимое лицо и свой маленький мир без него. Сердце или меч? Если мир перевешивает — беги, чтобы сберечь себя. Если нет — останься, чтобы потерять себя безвозвратно. Хуже всего, когда весы хранят равновесие. То, что мы жили на втором этаже, а не на двенадцатом, избавило от необходимости выбирать самой. Он крепко спал. Я не смогла бы вытащить ключи от двери у него из кармана, не разбудив. А когда начинаешь оправдываться, объяснять свои поступки другому, тут же слетаются коршуны сомнений освежевать душу. Открыла окно и прыгнула в стог прелых осенних листьев прямо под ним. Три часа пешком по пустой дороге до железнодорожного вокзала под неуёмным дождём потянуло бы на раскаяние. Рыдать лучше всего под дождём: слёз не видит никто, а ты не знаешь, хлещет ли дождь по лицу или льются слёзы. Арно вернул меня домой, и на следующий день мы очутились внутри радуги. Но мой прыжок из окна предопределил полёт орла в Спираль. Страшно не то, что убьёшь: так до конца и не осознаешь, что сделала. Настоящая боль оглушает и обездвиживает, душа немеет, осыпается осколками льда, звонкая пустота внутри, ничего не чувствуешь, теряешь ориентацию в пространстве. Горе утраты накрывает потом, когда смотришь в глаза его матери. Никакое земное наказание не сравнится с этим. Поняла тогда, из чего состоит время. Из любви и смерти. Процесс умирания необязателен, достаточно навсегда запереть человека в прошлом, а мечты заменить воспоминаниями. Чем дальше мы друг от друга, тем ближе в мыслях. И от этого не избавиться.