Когда пришла его очередь — Паломник спокойно подал документы амхарскому солдату-пограничнику, старающемуся не выходить из-под грибка, защищающего его от палящих лучей солнца, заплатил пошлину за почти тонну тканей и двадцать мелких животных, которых он ввозил на территорию Абиссинии чтобы продать — заплатил абиссинскими бырами, которые у него были. Забыл взять небольшую сдачу — это был единственный способ вознаградить местных таможенников, чтобы не увидел немец. Естественно, его никто не стал обыскивать — он был всего лишь еще одним торговцем из многих тысяч, которые проходили здесь ежедневно и если бы тут обыскивали — граница просто встала бы. Шлагбаум поднялся — и он шагнул на территорию абиссинского королевства — вассала Священной Римской Империи.
Изменения чувствовались — сразу. Асфальт в рытвинах, в некоторых из которых лошадь могла сломать ногу, а тяжело груженый грузовик оставить подвеску — сменился «штрассе», старенькой, но в хорошем состоянии дорогой из бетонных плит. Базар начинался сразу же — прямо тут, за стеной и состоял он из тех же морских контейнеров и самодельных торговых мест — но здесь было гораздо меньше мусора, если на той стороне мусор валялся кучами — то тут этого не было, его сразу же подбирали и использовали на топливо или на что-то другое. Не было и вони — точнее она была, но не такая сильная, только если ветер — подует в сторону гор. А так — четырехметровая бетонная стена неплохо защищала от омерзительных миазмов, пахло больше дымом очагов, на которых во многочисленных едальнях готовили простые, но сытные блюда. Здесь были даже лепешки с мясом, которые на той стороне считались большой роскошью.
Первым делом надо было избавиться от коз — они только мешали — и Паломник сделал это. Он увидел человека в бедуинской галабии, стоящего с пастушьим посохом и смотрящим на него, поманил его пальцем. Бедуин, неизвестно откуда здесь взявшийся, подошел, осведомился, на каком языке можно общаться с уважаемым господином — здесь, как и в любом приграничье все знали несколько языков. Потом — бедуин подозвал своих родственников, один из родственников принес термос с чаем — с жиром и солью — и несколько лепешек. Пока родственники щупали, осматривали и даже взвешивали на руках коз — бедуин и Паломник отошли в сторону, присели на корточки и повели неспешный мужской разговор, который в этих местах всегда предшествовал собственно, самому торгу.
Козы оказались хорошими, молодыми — отрада пастуху, козье молоко здесь ценится. Торговались долго, полтора часа, запивая жаркий спор огненно-горячим крепким чаем. Паломник не уступал и в один момент даже попытался уйти, сказав, что он не для того гнал этих бедных животных через все Сомали, чтобы продать здесь за бесценок, и если дать им попить вволю — то каждая из них наберет, по меньшей мере, килограмм. Бедуин схватил неуступчивого сицилийца за руки, заверяя в своем уважении его, как мужчины, торговца и скотовладельца, и торг продолжился. Сошлись на цене в сто десять быров за каждое животное и сто пятьдесят германских рейхсмарок дополнительно за все стадо — бедуин удачно продал быка на кормежку германской армии, и германских рейсхмарок у него больше не было…
