— Он такой вот… чубатый, — подсказал я комиссару. — На меня похож.
— Ну как же, как же… Знаю я твоего отца, — сказал комиссар.
— А где он? — загорелся я.
— Он в нашем полку служит. Твой отец — храбрый солдат. Он танк немецкий подбил. А сейчас где? Там, где полк. С полком ушел. Вот фашистов разобьем, он и вернется.
— А мой где? — не удержался Санька. — Его фамилия Маковей. Иваном зовут.
Санькиного отца, оказывается, комиссар тоже хорошо знает. Он служит в том же полку, только подбил не танк, а самолет. Прицелился и — бах из винтовки прямо в бак с бензином. Самолет тут же и загорелся. Мне даже немного завидно стало. Но, прикинув так и этак, я успокоился. Танк подбить тоже неплохо.
Вдохновленные подвигами своих отцов, мы признались комиссару:
— А мы в партизаны пойдем!
У нас, можно сказать, уже все готово: мешки с сухарями есть, бинт и йод тоже, патронов целая коробка. Только удобного случая ждем.
Комиссар был первым человеком, которому ни Санька, ни я не побоялись открыть тайну. Мы были уверены, что он нас поддержит, а может, и попросится вместе с нами. Такого почему бы не взять?
Мне показалось, что комиссар чуть-чуть улыбнулся. Но, видно, и впрямь показалось, потому что он серьезно спросил:
— А оружие у вас есть?
— Оружия у нас нет, — сказал я. — Только патроны. Говорят, есть винтовка у Коли Бурца, но он ни за что не отдаст. Он даже не признается, где ее прячет. Может, у вас есть лишний наган?
— Нет, товарищи командиры, лишнего нет. А свой я не отдам — подрастите малость.
Хорошо ему говорить — подрастите. Пока будем расти, всех фашистов перебьют. Что тогда делать?
15. КОМИССАР УХОДИТ НА ВОСТОК
Сегодня я получил от деда Николая добрый нагоняй. Пришел он к нам починить крышу в хлеву, а бабушка ему и давай жаловаться: Иван, мол, от рук отбился. И вот дед сидит подле окна на скамье, теребит свои усы и читает мне проповедь: — Так что ж это ты, хлопец, а?
Я стою напротив и рассматриваю свои потресканные ноги. На одном большом пальце сбит ноготь, а второй завязан тряпицей. Спрыгнул вчера с крыши на разбитую бутылку.
— Что ж ты молчишь? Или, может, разговаривать со мной не хочешь? — допытывается дед.
Бабушка достает из печи чугун и подливает масла в огонь:
— Ремень по нем плачет…
Вот тут и пошло. Когда он был таким, как я, он и в поле пахал, и коня пас, и сеял, и косил, и чего-чего только не делал, а не носился целыми днями черт знает где. По-моему, он столько работал, что взрослым и делать нечего было. Они, наверно, только били баклуши да лущили семечки.
